«Банщик»: Госзаказ на «одноразовый платочек»

Самой громкой темой этой недели стал очередной скандал в псковском драмтеатре, который не просто сотряс наш город, а фактически приобрел всероссийский масштаб. Пожалуй, о готовившейся постановке пьесы «Банщик», над которой работала режиссер Варвара Фаэр, сегодня не говорит только ленивый. Одни утверждают: не нужно псковичам похабщины, пошлости и мата, другие - не нужно решать за зрителей - пусть они сделают свой выбор сами, купив или не купив билет на премьеру. Так или иначе, разбираться в конфликте пришлось самому министру культуры Владимиру Мединскому. «Достоянием» общественности эта постановка стала после того, как группа артистов и других сотрудников театра написали ему письмо, в котором выступили резко против постановки. Артисты не захотели быть «заложниками амбиций и политических предпочтений режиссера» и «невольными сторонниками похабщины ради высоких эффектов». За последние несколько дней в публичное пространство было вброшено множество мнений и комментариев представителей культурной общественности по поводу скандальной постановки. 15 апреля альтернативные точки зрения по «Банщику» прозвучали в рамках программы «Теория вероятности» на радиостанции «Эхо Москвы в Пскове» (102.6 FM). Полярные мнения высказали не только гости студии - заслуженный артист России Сергей Попков и актриса Евгения Львова, но и радиослушатели - то есть те люди, для которых, собственно, и предназначался основной посыл спектакля. Предлагаем вам стенограмму прямого эфира.

Максим Костиков: Добрый день, это программа «Теория вероятности». Меня зовут Максим Костиков, и сегодня со мной моя коллега Елена Ширяева и наши гости - заслуженный артист РФ Сергей Попков и артист псковского драмтеатра Евгения Львова. А поговорим мы сегодня о событии, которое сильно волнует псковскую общественность. Много резонансных публикаций в СМИ и в соцсетях. Фактически все ведущие федеральные СМИ откликнулись на эту новость. Целый ряд артистов псковского театра написал письмо не кому-либо, а министру культуры РФ Владимиру Мединскому по поводу судьбы одного из спектаклей. Речь идет про спектакль «Банщик» в псковском драмтеатре, премьера которого должна была состояться недавно. Альтернативные точки зрения, взаимные упреки и обвинения от крайне полярных мнений до компромиссов брошены в публичное пространство. И сегодня мы хотим поговорить о том, что же происходит вокруг этого спектакля, есть ли здесь какая-то подоплека, в чем причинно-следственные связи, и разобраться, как должен развиваться сегодня псковский театр и почему за последний год, честно говоря, в нем больше скандалов, чем премьер. Вот об этом мы сегодня хотели бы поговорить с нашими гостями.

Елена Ширяева: Да, и, наверное, главный вопрос, который нас всех волнует после того как это письмо стало, мягко говоря, достоянием гласности - а почему артисты псковского театра обратились к самому министру культуры, решая свои какие-то внутренние и, может быть, даже творческие разногласия? Сергей Владимирович, почему? Вопрос к вам как к человеку, подписавшемуся под письмом.

Сергей Попков: Это ведь госзаказ. Это постановка, которая оплачивается государственными деньгами. А госзаказ поступает из министерства, поэтому естественно, что артисты обратились напрямую к министру. Сейчас какая тенденция идет в России в культурной сфере? Вы видите, как нашу культуру со всех сторон пытаются разрушить? Я так считаю.

Елена Ширяева: Вы знаете, я тоже вижу тенденцию. Раньше были письма общественности, которые возражали против постановки «Тангейзера» в Новосибирске или против других постановок - по большей части столичных...

Максим Костиков: Вам не кажется, что что звенья одной цепи? В последние полгода - год очень много подобных обращений, писем. Здесь православная общественность возмущается, там - сторонники консервативных ценностей или традиционалисты. Выглядит все это со стороны как противоборство условных либералов-новаторов - видимо, таких как госпожа Фаэр и бывший худрук театра Василий Сенин, который ее пригласил, и сторонников традиционно-консервативных ценностей. В этом проблема или же в том, что это просто какой-то межличностный конфликт?

Сергей Попков: Нет. Тут межличностного конфликта нет и нет никаких претензий к этому человеку. Просто с профессиональной точки зрения мне кажется, что сейчас такая тенденция идет: Россию военными методами не могут уязвить, экономическими санкциями тоже. Поэтому разрушают ее изнутри - через культуру, через язык, искусство и религию. Мне кажется, это сознательно все происходит. Поэтому я и назвал это провокацией. Это действительно провокация, чтобы взорвать ситуацию изнутри, чтобы поссорить нас изнутри. Считаю, что это даже какой-то политический акт. Если бы это было высокохудожественное произведение, у меня не было бы такого возмущения. А там нет предмета искусства. То, что я увидел на сцене, это не предмет искусства, это бездейственный набор определенного текста. Я не увидел там драматургии, не увидел развития характеров, не увидел событийного ряда, фабулы, внутреннего движения, преображения персонажей. Все это очень статично на протяжении двух часов. Ну, 10 минут было интересно, потом это начало вызывать раздражение, потом злость, потом - желание просто уйти. Поэтому у меня и была соответствующая реакция после просмотра. Оскорбления никакого не было, как где-то написали - что я истерично оскорблял госпожу Фаэр. Просто у меня был такой эмоциональный всплеск по поводу увиденного. Я считаю, что меня окунули в грязь, в дерьмо. Окунули не только меня - окунули наши власти, потому что там упоминаются конкретные имена наших чиновников. Совершенно немотивированно вдруг выведен карлик-король с намеком на нашего президента. Это что - не провокация?

Максим Костиков: Понятно. Все-таки хотелось бы уточнить: что для вас стало главным мотивом подписать это письмо - политическая подоплека или все-таки подрыв каких-то морально-этических ценностей, бескультурье? Что все-таки доминирует?

Сергей Попков: Это накипело. Потому что человека что укрепляет? Семья, природа, искусство, хобби, религия. И когда по всем этим направлениям идет целенаправленное разрушение, удары, это давно накипело! И вдруг я это увидел в нашем театре! Меня это крайне возмутило. И поэтому я был активным сторонником, чтобы это все прекратить.

Елена Ширяева: Евгения, я вижу, что вы хотите вступить в диалог с Сергеем Владимировичем. Вы с ним не согласны?

Максим Костиков: Я хочу пояснить радиослушателям, что Евгения Львова - одна из тех артистов, задействованных в спектакле. Расскажите нам свое видение ситуации.

Евгения Львова: Мне кажется, что очень важно разделять разговор о продукте - о спектакле и разговор о ситуации, которая сложилась и выходит за пределы и более того уже почти не связана с самим продуктом. Если говорить о продукте, это не такая простая работа. Это непросто - собрать интервью, обработать их и смонтировать таким образом, чтобы подчеркнуть самые интересные и точные куски. Безусловно, с самого начала постановка была и должна быть неоднозначной. Я прекрасно понимаю Сергея, потому что он незнаком с технологией verbatim - просто не приходилось с ней работать. А мне немного, но приходилось. Поэтому здесь увидеть классическую драматургию довольно сложно. Очень жаль, и меня это больше всего расстраивает, что не было профессионального разговора с режиссером после того прогона, после которого случилась эта одиозная ситуация. Были только эмоциональные всплески, и ни одна из сторон не была готова слушать другую. И это печально, потому что страдает артист, который должен получать разнообразный опыт, и страдает зритель, который, я убеждена, умнее, чем некоторые думают. И провал спектакля - блестяще, отлично! Это результат. Это возможность для меня как зрителя подумать - а что здесь не так? Все время видеть лоск и блеск, цельность - зачем? Это не провоцирует меня на мысль и на чувства.

Максим Костиков: Сергей Владимирович верно подметил, что речь идет о госзаказе. Я так понимаю, министерство культуры является учредителем, и поэтому именно к ним апеллируют сторонники, скажем так, ценностей традиционных. На ваш взгляд, Евгения, в чем причина того, что вдруг внезапно целый ряд актеров, в том числе и задействованных в спектакле, вдруг решили, увидев, что у них получается, написать письмо?

Евгения Львова: Сейчас скажу вам. Я думаю, что сейчас переходный период в театре в плане смены власти, и он ставит нашу административную ветвь руководства в очень непростое положение. Безусловно, я вижу связь и с «Тангейзером». Потому что когда снимают директора, несмотря на то, что дело было выиграно стороной режиссера, это, конечно, напрягает руководство театра. Есть опасение, что какое-то недоброжелательное высказывание может восприниматься как провокационное, хотя мне не кажется эта работа провокационной... Кто-то может сказать, что я приехала из Петербурга, «ах, там у вас в петербургских подвалах...». И поэтому я думаю, что здесь определенным образом была спровоцирована ситуация, когда людям, которым сложно работать в новой технологии, новом материале, дали понять, что...

Максим Костиков: Давайте без политеса. Как вы считаете, конфликт произошел из-за того, что целый ряд актеров несогласны с такой постановкой-провокацией, посвященной их родному городу, или же, на ваш взгляд, здесь есть некий политико-административный заказ?

Евгения Львова: Конечно.

Максим Костиков: Первое или второе?

Евгения Львова: Второе. Есть политико-административный заказ.

Елена Ширяева: Заставили?

Евгения Львова: Не заставили. Вы же понимаете, что это происходит довольно тонко.

Максим Костиков: Ну, госпожа Фаэр никаких тонкостей не объясняла. Она прямо сказала: это был заказ под давлением - заставили, и чуть ли не все, включая народного артиста Юрия Новохижина и заслуженного артиста Попкова, - подписались по кругу. Вы в это верите?

Евгения Львова: Думаю, мотивы разные. Во-первых, я видела текст этого письма, так как мне тоже было предложено ознакомиться с ним. И там настолько явно передернута ситуация, что это даже смешно. Потому что никаких обнаженных женщин на площадке не предполагается. хотя я должна была там играть роль проститутки. Мат, поскольку у нас есть федеральный закон, с которым я не согласна, был заменен на более адаптированный вариант.

Елена Ширяева: Правда? Я читала отрывки пьесы....

Евгения Львова: Значит, вы читали предыдущий вариант. Да, конечно, все было заменено.

Сергей Попков: Насколько я знаю, большим трудом было уговорить госпожу Фаэр изменить и отредактировать текст.

Елена Ширяева: А вы его видели в первозданном виде?

Сергей Попков: Нет, я его услышал на просмотре. Но даже тот текст, который остался, все равно меня шокировал.

Евгения Львова: Но это вариант воздействия искусства! Шок - разве это не вариант воздействия искусства?

Сергей Попков: Понимаете, если бы ставились какие-то художественные задачи.... Но они ведь не ставятся. Искусство должно человека приподнимать, очищать. Даже шок должен воздействовать положительно на человека. А здесь искусство разрушает человека изнутри, разрушает то, чем он живет - надеждой, добром, мягкостью. И вдруг такой ушат грязи словесной! Но даже неуважение то, что там драматургии нет, нет кульминации, нет сквозного внутреннего действа. Физическое есть - они двигаются по сцене, даже друг друга по лицу бьют, но внутреннего действия не происходит.

Елена Ширяева: Не лучше было бы все-таки отдать это на суд публики, а не на суд министра?

Сергей Попков: Потом часть зрителей будут говорить: а где вы были, деятели культуры? Нас же будут упрекать, почему мы допустили все это. Ситуация «и так плохо, и так плохо». Да, это такой отбор. Театр - это отбор, искусство - отбор. Не все должно на сцену выноситься. Нельзя физиологию на сцену выносить.

Максим Костиков: У нас звонок.

Радиослушатель: Здравствуйте, коллеги. Это Наталья Меланьина. Я со стороны слушаю. Не очень хотелось бы говорить сейчас о самом спектакле «Банщик». Для меня сейчас это не самое интересное. Я бы на него не пошла по тем причинам, которые озвучил Сергей Попков. Меня интересует другая сторона вопроса: а почему уважаемый Сергей Попков все это решил сделать за день до премьеры? Вы не предполагали, что там будет нецензурная брань? Вы не предполагали, что актрисы будут раздеваться на сцене? Это сейчас смотрится просто смешно - дотянуть до конца, смотреть в глаза режиссеру, улыбаться ей, а потом сделать такую, мягко говоря, бяку. Я считаю, это подлость и предательство.

Максим Костиков: Вот такое мнение.

Сергей Попков: Интересно - «подлость и предательство». Во-первых, когда меня пригласили на первый просмотр, тогда мы и пришли с Новохижиным. Это ж не просто так - захотел и пришел.

Максим Костиков: Просто Наталья не в курсе: она думает, что вы также были одним из участников спектакля.

Сергей Попков: Нет, я не был участником спектакля, я смотрел со стороны, когда пригласили на первый прогон, когда они были готовы показать какой-то результат.

Евгения Львова: Не были готовы. Варвара очень не хотела делать эту читку, поскольку работа совершенно не была готова.

Елена Ширяева: Простите, а когда она не была готова? 14 апреля у нас появилось письмо, а 16-го должна была состояться премьера. И опять же Варвара пишет, что декораций тоже не было.

Евгения Львова: Да, это действительно так. Спектакль был в сыром виде, потому что не были готовы декорации.

Сергей Попков: Евгения, когда вам принесли последний вариант текста? Потому что некоторые моменты вы наизусть говорили, вступали в диалоги, а некоторые просто ходили с текстами. То есть получается, еще и текст не освоили.

Евгения Львова: Мат был последним убран. Это действительно так.

Радиослушатель: Добрый день. Анна Владимировна. Зачем нужен театр? Это сплошная контрреволюция! Вот цирк - это народное искусство, но только без котов. Узнали, наверное, эту реплику? Не совсем точную, но все-таки... Спасибо.

Максим Костиков: Ну вот, Анна Владимировна процитировала «Собачье сердце». Как я понимаю, ее точка зрения заключается в том, что театр должен провоцировать, шокировать, вызывать какие-то эмоции. В связи с этим у меня вопрос к вам, Сергей, как к человеку, давно служащему в театре. Точка зрения о том, что театральное искусство - это форма самореализации творческих идей... Госпожа Фаэр видит так. Почему бы не дать ей возможность творить в той форме, которую она считает нужной? Почему снова у нас появляются какие-то ограничители, рамки: «Это правильно и нужно, а вот это за гранью, это мы не понимаем, это нам не нужно»? То есть опять за зрителя решают.

Сергей Попков: Я не против экспериментов. Но это должен быть эксперимент по выявлению каких-то новых форм, нового содержания, новой подачи. Это должен быть высокохудожественный продукт. Я не считаю, что этот показ был продуктом. Это нельзя еще показывать. Это еще настолько сырой материал, настолько он провокационный, без какого-то художественного осмысления! Поэтому - ну ради бога, пусть экспериментируют, но где-нибудь в подвале, в Москве. Москва все съест. Но зачем нам здесь, в Пскове, с нашей глубокой историей и культурой, с православным центром очень сильным это нужно? Потом же вы нас будете упрекать - почему вы это допустили, деятели культуры, работающие в театре?

Радиослушатель: Здравствуйте. Сергей Владимирович, голубчик. Я очень вас поддерживаю. Я звоню с Карамышевской волости. Неужели в театре имени Пушкина - и такой позор, а? Мат мы и так слышим везде и каждый день. Но мы хотим слушать хорошую русскую речь!

Сергей Попков: Спасибо вам, спасибо. Я пытаюсь заниматься художественным словом - и с детьми, и у самого есть несколько программ. Приходится сохранять наш русский язык, его пластичность, богатство, красоту - то, что пытался в нашем языке найти Пушкин. Поэтому давайте держать эту высокую планку культуры. И когда к нам вот эта ржавчина заходит, это вызывает естественное внутреннее отторжение. Понимаю тех 5 актеров, которые отказались от ролей - это половина участников спектакля. Осознание приходит в процессе - когда вдруг человек начинает понимать, что эксперимент заводит не туда, нет эстетического удовольствия от работы, когда идет внутреннее отторжение материала и проблематики, которая несется. Поэтому я их понимаю.

Евгения Львова: Сергей, а вам не кажется, что эти артисты поступили непрофессионально? В этот проект все шли добровольно, и если уже я работаю, то я довожу дело до конца. Во всяком случае, всегда можно найти возможность диалога с режиссером. И если я чувствую, что режиссер мне не может дать то, что нужно и что не сделаю роль хорошо, всегда можно найти замену. А сейчас все поступили крайне непрофессионально. На обсуждении не высказано ни одной профессиональной претензии режиссеру. И вместо того, чтобы говорить с ним на профессиональном языке... Да, мы показываем в работе, насколько пластичный язык. Персонажи все говорят по-разному. Никто же не говорит - давайте уберем Пушкина...

Максим Костиков: Пушкина тоже можно показывать по-разному. Поставил у нас в Пскове Василий Сенин «Графа Нулина»...

Евгения Львова: Пушкина тоже можно показывать по-разному. Но зачем мы лишаем зрителя возможности решать, чего он хочет? Зачем мы говорим: «Пусть разное будет в Москве и Петербурге, а здесь мы будем сами выбирать и показывать зрителю только то, что мы сами считаем нужным»? Почему мы оглупляем зрителя? Я специально приехала из большого города в маленький, чтобы было разнообразие, чтобы можно было расширять свои границы.

Сергей Попков: Мы зрителя не оглупляем, мы его огораживаем.

Евгения Львова: От чего? От возможности делать выбор?

Сергей Попков: От того, что нельзя выносить на широкую публику.

Евгения Львова: Ну кто это решил?

Сергей Попков: В данном случае решает внутри коллектив - что он делает и что он выносит на суд зрителя. Я давно, еще при Вадиме Радуне, настаивал, чтобы в театре возобновился худсовет - тот совещательный орган, который делал бы этот отбор и отсев. Но, к сожалению, ни Вадим Радун на это не пошел - наверное, устал и не хотел бороться, ни Сенин на это не пошел.

Елена Ширяева: Сергей Владимирович. А если бы Сенин все еще оставался художественным руководителем театра, это письмо было бы? Могли вы тогда высказывать свободное мнение? Ведь это же он по-моему пригласил Варвару Фаэр?

Сергей Попков: Про себя могу сказать - я б и при Сенине подписался под письмом.

Максим Костиков: То есть проблема не в смене руководства?

Сергей Попков: Нет, проблема не в смене руководства. Я вам говорю: если бы это был предмет искусства, не было бы никакого противоречия, я бы сам руками и ногами за спектакль голосовал, даже в экспериментальной форме. Но нельзя это показывать.

Максим Костиков: А если бы этот спектакль был не про Псков и не было бы привязки к псковским реалиям?

Сергей Попков: А то же самое. Ну, в другом городе была бы такая же провокация. Возмутились бы деятели другого города.

Радиослушатель: Здравствуйте. На мой взгляд, то что сейчас актер Попков высказывает, это проявление местечкового эгоизма, эгоцентризма - как хотите. Не более чем. Где-то идут против режиссера. Ничего не могу судить - не видел спектакля. Но напоминаю товарищу Попкову - по-моему в 90-х годах тоже был спектакль - не помню названия (ред. - спектакль «Конкурс»). Актрисы нашего псковского театра бегали по сене, извините, не с самыми лучшими фигурами. И ничего - все сходили, рукоплескали. И я тогда сам себе сказал: давненько я не был в театре. Поэтому это не проявление культурных и нравственных ценностей,а проявление личностных качеств со стороны актеров, которые пишут и снимают что-то. А если говорить о спектакле «Граф Нулин». Это такая - извините, не хочется выражаться - порнография, которую даже по «Первому каналу» буквально неделе - полторы назад показали и назвали как один из самых низкопробных спектаклей. Прямо так и было сказано. Там же еще пара городов была упомянута. Вот наш уровень.

Елена Ширяева: Кстати, эта точка зрения очень распространенная.

Сергей Попков: Я не против раздевания. Я и сам раздевался догола в спектакле «Миллионер». Но там это было со смыслом - человек снимает с себя кожу, меняет свой облик, снимая свою шкуру, как змея, чтобы перейти в другое качество.

Евгения Львова: А здесь мы не раздеваемся, я напомню. И здесь нет мата. Почему-то об этом регулярно забывают. Я хотела еще сказать одну важную вещь. Вот смотрите, Сергей, мы с вами - профессионалы сцены разного возраста, разного уровня, но мы не профессиональные зрители, мы не критики. Нам реально оценить, насколько продукт современный, качественный, сложно. Поэтому то, что вы говорите, что здесь нет предмета искусства - это ваше субъективное мнение. И так же мое мнение будет субъективным. Я работаю на площадке и не вижу спектакль снаружи.

Максим Костиков: Поэтому Сергей Владимирович и предлагает создать худсовет.

Евгения Львова: Так худсовет будет состоять из таких, как мы!

Максим Костиков: А вы хотите, чтобы там зрители были? Давайте тогда каждый выйдет и покажет, что хочет.

Евгения Львова: Давайте тогда пригласим туда критиков. В худсовете должны быть не люди с определенными привычками, мы больше работаем на сцене, чем отсматриваем материал.

Максим Костиков: Вот вы сказали: дайте возможность экспериментировать, дайте выбор. Так вот могу сказать, что за год, если не считать «Ионыча», в псковском театре не было ни одной классической постановки - той, которую любит да - наш провинциальный зритель. Пусть он провинциальный и любит традиционные спектакли. Но он хочет их видеть. Ему за год этого выбора не дали. Могу сказать, как зритель. Я не большой сторонник традиционных спектаклей, но тоже хотел бы сводить свою 15-летнюю дочь в театр и показать ей классическую постановку. Почему ей не дали этого выбора?

Евгения Львова: Тогда надо не запрещать, а просто говорить: давайте сделаем более классическую постановку.

Радиослушатель: Дело такое: автор письма министру культуры - человек, который просто решил за зрителя и провел свою идеологию И больше ничего. Пусть зритель выберет. Если это ужас, он просто не придет. Если он посмотрит со стороны, в чем погрязла сегодня Псковская область, и увидит, что это не очень красиво и хорошо -с матом и нецензурной бранью, человек задумается, а надо ли ему так себя вести? Может, этот спектакль в воспитательных целях был бы нужен народу?

Сергей Попков: Опять-таки. Ну я не вижу спектакля, не вижу, что можно показать зрителю.

Евгения Львова: Показывали читку, которую не хотел показывать режиссер. И здесь мы с вами моем рассуждать, но это будет наш с вами профессиональный разговор, которого не было в театре, а зачем-то мы это вынесли все на суд общественности. Не было у нас профессионального разговора А на мой взгляд, было неточное использование некоторых музыкальных кусков и так далее. О стиле монтажа - обо всем этом можно было говорить. Но почему-то этого разговора не состоялось, и сейчас мы пафосно говорим что людям нужно. Да люди сами придут и узнают. Был потрясающий, на мой взгляд пример, когда Юрий Новохижин, который с большим трудном согласился, но должен был согласиться как артист, участвовать в «Роберто Зукко». Очень неоднозначная и интересная пьеса. Он работал очень тяжело, но спросите его - насколько он доволен и как он сейчас хорошо играет, и как это сильно и как благодарят потом зрители. Поэтому мы, артисты, внутри часто не понимаем, каков будет результат. И показывать работу,которая неготова... Режиссер говорит: «это не готовый продукт, я не хочу показывать читку, потому что она голая, потому что я не сделала работу, которая должна была быть проведена». Репетиции откладывались по разным причинам, не были готовы костюмы... Но, опять же говорю: профессиональный разговор должен быть до того, как мы выносим сор из избы. Очередной скандал? Ну, здорово!

Максим Костиков: Нам, журналистам, всегда в радость. А у на еще один звонок.

Радиослушатель. Здравствуйте. Я вообще в театр не ходила почти за свою жизнь - может, раза два, но по телевизору смотрела. Мое личное мнение - театр воспитывает. Поэтому я согласна с человеком, который сказал, что есть вещи, которые нельзя показывать. Потому что они влияют на молодежь. Такое мое мнение.

Максим Костиков: Сергей, вы согласны с тем, что театр должен просвещать, воспитывать, приподнимать?

Сергей Попков: Конечно. Он должен укреплять внутренний мир человека. Он должен его просветлять, давать надежду - я так считаю. Вот претензии предъявляют - «ваше мнение субъективно». Да конечно, субъективно, но я ведь не лезу в медицину, в которой не понимаю, я не рассуждаю о юриспруденции, потому что я не юрист. Я рассуждаю о том предмете, которому отдаю жизнь - я уже 35 лет в профессии. Ну хоть чего-о я понимаю в этом деле?! Вы говорите, что я не могу быть зрителем - нет, я хороший, чуткий зритель. Я когда смотрю хорошие спектакли, когда испытываю удовольствие эстетическое, когда я вместе с артистами заражаюсь, вместе удивляюсь какому-то сюжетному ходу, меня это всегда радует, и тогда я хожу целый день под воздействием спектакля. А то, что я увидел (ред - прогон спектакля «Банщик»), - это ширпотреб от искусства, одноразовый платочек - высморкался и выбросил. Это как сериалы, которые мы смотрим и тут же забываем, про что они. То же и здесь. Мы только запомним этот показ именно по вот этой чернухе.

Радиослушатель: Мне хочется от души поблагодарить Сергея Попкова и Юрия Новохижина. Я очень благодарна им за сохранение настоящих духовных ценностей и, так как идет подмена пошлостью, грубостью, я благодарна, что этого спектакля, дай бог, не увидят мои дети и внуки.

Елена Ширяева: Думаю, дети и внуки этого спектакля точно не увидят. Евгения, а у меня к вам вопрос. Вы когда участвовали в этой работе, вы понимали ее зрительский адрес? Вы понимали, что на премьеру, первых два показа придут такие как мы, а «из бани» туда вообще никогда не придут? То есть придут-то те, кого воспитывать не надо.

Максим Костиков: Существует определенное культурное сообщество в Пскове. Может, оно традиционно. Но это люди, которые привыкли ходить в театр. Они ходят туда со школы. Это в большинстве своем люди среднего возраста, со сложившимися ценностями, и они хотят получить традиционный театральный продукт. Хочу напомнить: у нас в Пскове один театр. Мы не в Петербурге.

Евгения Львова: Да. И именно поэтому мы должны давать разнообразие Разве нет? Мы все живем в эпоху интернета, когда я могу прочитать, прийти и спросить в кассе: я приду с ребенком, какой вы мне посоветуете спектакль? Естественно, вам ответят или вы сможете прочитать. Сергей Владимирович говорит о том, что он получает одну чернуху. Он в этом услышал чернуху, но если послушать текст главного героя, он такой же, как мы, вы, я. Он говорит такие истины, которые приятно и важно услышать каждому.

Максим Костиков: Хочется вернуться к вопросу, который задала Елена. Вы понимаете, на какую аудиторию рассчитан спектакль «Банщик»? У него есть аудитория в Пскове?

Евгения Львова: Конечно.

Радиослушатель: Здравствуйте, я из Пскова. Вы знаете, конечно, порнухи нам не надо. Порнухи у нас и так хватает. Включите телевизор - везде порнуха. Ну хотят посмотреть на голых женщин и мужчин - ради бога. Идите летом на пляж. Налюбуетесь всем чем только хотите. Но театр есть театр. Ннеужели нет других, более достойных пьес, чем показывать эту чернуху?

Евгения Львова: Но вы же это даже не читали! Вот видите, какая ситуация: никто не читал, никто не видел, я уже 10 раз сказала, что там нет голых женщин.... У меня одна из самых одиозных ролей - я должна играть проститутку.

Сергей Попков: Дело тут не в обнажении физическом, а в порнографии духа. Это метафоричное понятие. Да, по Вознесенскому. Потому что все зрители через этот спектакль ущербны. Сектантка, две проститутки, военный, который, кроме Устава, ни одной книжки не прочел... Один только банщик сидит такой философствует, осмысляет жизнь... Начальник только наживы ищет, Понимаете - все уродливы, им нет за что зацепиться. Нет в этом показе, кому бы я сопереживал.

Евгения Львова: Я сопереживаю каждому из них, потому что я не вижу их уродства. И потом ведь я же не обязана соотносить себя с уродами. Я сочуствую и проститутке, и прапорщику, потому что мне жаль, что он читал одну книгу. И если я это посмотрю, может, меня это спровоцирует идти людей учить.

Максим Костиков: То есть вы в этом все-таки увидели просветительскую функцию? Давайте послушаем вашего коллегу - народного артиста Юрия Новохижина. Он присоединяется к нашему диалогу.

Юрий Новохижин: Добрый день, я хочу два слова сказать моей коллеге, которая почему-то за меня решила, что я не хотел играть в «Роберто Зукко». Меня не спрашивали, назначили - и я играю. Думаю, это неточность, которая должна быть исправлена.

Евгения Львова: Прошу прощения.

Юрий Новохижин: Это первое. Второе: То, что я увидел, ну.... Сережа 35 лет на сцене, а я 53 года. Я достаточно циничный человек, но это задело даже меня. Вот я сижу. Сижу с женой. А рядом и молодые люди могут сидеть. А тут разговоры о размерах, озабоченности идут... Я этого не понимаю. Все это может быть, если это необходимо. Можно совокупляться на сцене, но доказательно! Вот Сережа правильно сказал: у него был момент, когда он раздевался, но это была необходимость, которая меняет героя. А этот показ - без конца «я говно, я говно, я говно....». Пскович жадный, пскович завистливый.... Если это называть искусством, то мне с ним не по пути. Спасибо.

Максим Котиков: Евгения, парируйте.

Евгения Львова: Юрий Михайлович, там нечему парировать. Я радуюсь, что наконец-то начинается профессиональынй разговор. Потому что и на мой взгляд монтаж кусков проституток может быть сделан интереснее и ярче. Но, к сожалению, мы об этом говорим не после прогона, после которого артисты, приглашенные на просмотр .были шокированы, а только сейчас. Об этом я говорила с Варварой - давайте найдем куски, потому что в полной расшифровке интервью можно купаться. Потому что с такими судьбами мне не приходилось сталкиваться. Вот это профессиональный разговор. И потом, Юрий Михайлович задел тему, которая спровоцировала резонанс, который не должен был быть. Потому что изначально пьесу анонсировали как спектакль о псковичах. А получилась пьеса вообще не про Псков. И есть ожидание того, что я увижу себя, псковского жителя, и начинаю воспринимать все это в кривом зеркале Хотя это люди которые просто живут в Пскове. Поэтому здесь проблема ожидания, потому что был определенный анонс. Я предлагала для таких неоднозначных, новых для традиционной публики постановок вариант театрального университета, когда мы за день приглашаем заинтересованную публику, которая хочет рискнуть пойти на этот спектакль, на лекцию, где можно было бы рассказать им о технике вербатим и так далее. И после просмотра спектакля можно было бы собрать семинарское занятие, где заинтересованные зрители, в том числе те, кому спектакль не понравится, могли бы высказаться, обменяться мнением. Тогда это будет площадка для диалога, и мы могли бы друг друга понять. А сейчас, уже понятно, все искажается.

Елена Ширяева: Я тоже не понимаю, почему этот профессиональный разговор так поздно начался - за два дня до премьеры.

Сергей Попков: Я еще раз объясню: текст не был готов.

Елена Ширяева: Но зачем тогда в план-то было ставить?

Сергей Попков: Не знаю. Текст был готов только неделю назад - окончательный вариант, который мы услышали. Не было готовой драматургии. Даже то, что я увидел, там драматургии нет.

Елена Ширяева: А это поддается коррекции? Через месяц это можно будет доработать?

Сергей Попков: Не вижу перспективы. Я не знаю этого режиссера - Варвару Фаер, что она до этого ставила, какие пьесы писала. Он себя позиционирует как драматург, режиссер, но я увидел режиссерскую и драматургическую беспомощность. Поэтому я не верю, что через месяц это будет что-то такое, что можно показать.

Радиослушатель: Господа, матюгов у нас хватает через край - в быту, дома, стараемся, как можем. А теперь, я смотрю, наши гламурные деятели из культурного Питера и Москвы нам это пропагандируют через театр. За свой счет - пожалуйста, в частном театре - что хотите. Но за счет наших налогов - извините, я против.

Евгения Львова: Спасибо, но я хочу вам еще раз напомнить, что в данном проекте вся нецензурная лексика заменена и убрана. Во-вторых, я буду настаивать, что театр - это не просто место, где готовится симпатичный продукт для потребления, это институт исследовательский. Мы не можем говорить о душе человека, если мы ее не исследуем. Вот так говорят псковские люди. Ну, что ж...

Максим Костиков: Евгения, хочу напомнить, у нас один единственный театр, который финансируется из бюджета, то есть выполняет определенную функцию. Нравится вам это или не нравится, он продает культурный продукт, как бы грубо это ни звучало. И, судя по нашим радиослушателям, люди хотят в этом театре покупать другой продукт. Все эксперименты возможны, но в том случае, если они нацелены на определенную аудиторию.

Сергей Попков: Мне кажется, что не найден ответ на главный вопрос - ради чего я с этим материалом я выхожу на суд зрителя? Для того чтобы что-то новое показать, чтобы чем-то удивить?

Евгения Львова: Я думаю, что нет.

Сергей Попков: Конфликт должен происходить на сцене. Но конфликта я не увидел. Он выстроен вокруг сцены. И я не знаю, сознательно это или нет, но это - тенденция в нашей культуре, когда уже важен не сам продукт, а шебуршание вокруг него. Это неприятно.

Радиослушатель: Слушатель звонил, говорил, что не хочет за свои налоги такой спектакль. А я, наоборот, хочу. Потому что это что-то необычное для Пскова, и я хочу это посмотреть. И не надо пугаться, если это будет зеркалом нашей жизни - чтобы человек вышел и что-то постарался поменять. Хорошее показать можно, но почему нельзя показывать то, что не нравится? Я не смотрел спектакль, но этого у нас и в жизни хватает. Поэтому и на сцене можно посмотреть. Не надо этого бояться.

Сергей Попков: Я не против эксперимента. Я против того, что в этом эксперименте не решается никаких художественных задач. Если бы был найден необычный способ существования артиста, или тема острая, злободневная, или какие-то пространственные решения и глубина режиссерского анализа решена в новой трактовке... Но ничего ж этого не было. Все это было прямолинейно, на уровне режиссеры самодеятельного театра. Нет внутреннего действия, ради чего артист выходит на сцену... Персонаж должен меняться, с ним должно что-то происходить. А с ним ничего не происходит. Два часа мы просто слушали этот текст - и просто тупеешь от него.

Евгения Львова: Кто как.

Максим Костиков: Коллеги, у нас заканчивается время. Спасибо за очень интересный диалог. Было много звонков. Полярность мнений абсолютная, в том числе и у нас здесь. В чем-то мы с вами согласны, в чем-то нет. Надеюсь, в театре будет меньше споров и скандалов и больше конструктивной дискуссии, и что вы будете нас радовать новыми спектаклями.

Сергей Попков: Спасибо вам.

Евгения Львова: Спасибо, всего доброго.