Прекрасная в кавычках и без: главная премьера второго дня фестиваля ДовлатовFEST

«Почему они все время пьют? Не понимаю!, - девушка, сидевшая перед нами в БКЗ псковской филармонии, раздраженно озвучивала переживания своему спутнику. Шел второй день фестиваля ДовлатовFEST и второй час премьерного показа картины Станислава Говорухина «Конец прекрасной эпохи».

 

Как странно: в прозе Довлатова многих отталкивает именно обилие сцен возлияний. Может быть, эти «многие» - счастливые люди: они ни разу в жизни не пили потому, что им было плохо. Им всегда хорошо, и пьют они по разным хорошим поводам. Или вообще не пьют, радостно поясняя: «Язва!»

 

И все бы замечательно, да вот только почему-то книги пишутся не о них... 

 

Фильм мэтра отечественного кинематографа основан на сюжете новелл Сергея Довлатова из сборника «Компромисс». Время действия - конец 60-х. Как писал Довлатов в эссе «Конец прекрасной эпохи», об этих годах «у одних сохранилось в памяти ощущение нарастающего праздника и своего рода «культурной революции», другие восприняли оттепель как эпоху манипулирования на грани дозволенной правды и в рамках не столько смягчившейся, сколько растерявшейся и одряхлевшей цензуры». «Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика», - писал Бродский о 60-х в стихотворении «Конец прекрасной эпохи».

 

Главный герой цикла - Андрей Лентулов - журналист, когда-то питерский, ныне - таллинский.

 

 

Компромисс, сделка с совестью - это обязательное условие работы в «древнейшей профессии», вот и приходится ему то выискивать в роддоме благонадежного младенца - четырехсотого жителя столицы Эстонской СССР (эфиопы и евреи не подходят), то сочинять письмо генсеку от имени передовой доярки, то переставлять местами названия государств в новости - в зависимости от их сопричастности коммунистическим идеалам. Вместе с тем Лентулов - талантливый прозаик, бескомпромиссный - поэтому пишущий «в стол». Как Довлатов, как Иосиф Бродский, как многие тогда. Александр Генис написал в свое время: «С Бродским Довлатова объединяла органичность, с которой они вписывались в этот горизонтальный пейзаж. Почти ровесники, они принадлежали к поколению, которое осознанно выбрало себе место на обочине. Ценя превыше всего свободу, не имея потребности попадать в зависимость и навязывать ее другим, Бродский и Довлатов превратили изгнание в точку зрения, отчуждение — в стиль, одиночество — в свободу».

 

***

 

Конечно же, публика, собравшаяся вчера вечером в БКЗ, с нетерпением ждала премьеру.

 

 

Каким предстанет довлатовский мир в объективе нового фильма? Как преломится он в современном восприятии? Сохранят ли свою прелесть знаменитые афоризмы? И в конце концов - будет ли раскрыта тема того, чего не было в СССР?

 

Еще большее любопытство подогрели вип-персоны, прибывшие на премьеру. Например, министр культуры РФ Владимир Мединский в своем вступительном слове сразу ошеломил неожиданным признанием: «У вас у всех есть одно большое преимущество в сравнении со мной».

 

 

Оказалось - речь идет о том, что мы еще ни разу не видели фильм Станислава Говорухина, а Владимир Мединский, к его глубокому сожалению, уже успел насладиться  картиной. «Конец прекрасной эпохи» - это два часа эстетического наслаждения, - заверил он зрителей. - Фильм снят по мотивам нашей истории. Молодые не знают ту эпоху, прекрасную в кавычках и без них. Если кто-то что-то не поймет - обращайтесь, мы со Станиславом Сергеевичем вам расскажем».

 

Представляя картину псковским зрителям, Станислав Говорухин раскрыл художественную перспективу и идею фильма: «Прекрасная эпоха - это пятнадцатилетие от смерти Сталина до вторжения в Чехословакию в 1968 году. Это время расцвета всех искусств: невиданная литература: городская проза с Трифоновым, лейтенантская - с Виктором Некрасовым, писатели-деревенщики, блестящая плеяда поэтов, новые театры, великое кино. Мы снимали фильм не об этой эпохе - просто действие картины происходит как раз в эти прекрасные 15 лет».

 

 

Предвосхищая вопросы публики, прокомментировал: «Почему Довлатов? потому что ситуации, описанные в его «Компромиссе» один в один напоминают мои собственные ситуации в начале моего увлечения журналистикой. Но я бы не смог написать об этом так талантливо и остроумно. Почему фильм черно-белый? Есть такой анекдот про старого еврея: у него спросили: «Почему вы делаете обрезание?» Он ответил: «Ну, во-первых, это красиво...»

 

***

 

 

В этот, действительно, красивый фильм зритель входил постепенно, как в холодную воду Финского залива. Не потому, что стилистика смущала (черно-белая пленка была как нельзя кстати). Наверное, проблема была в том, чтобы привыкнуть к тому, что текст, столько раз читанный-перечитанный, обрастал картинкой. 

 

 

С одной стороны, вторгшись в область слова, кинематограф лишил сюжет целостности, придав ему некую эпизодичность, прерывистость. Лишились своей былой неприкосновенности авторские описания и герои довлатовских новелл. Так часто бывает: в процессе чтения нам представляется образ персонажа, и с «киношным» он никак не совпадает. Что греха таить - внешность Лентулова-Ивана Колесникова поначалу весьма отвлекала от создаваемого им характера. Мечта женщины - аморальный красавец-пьяница. Но стоит признать, что в сцене товарищеского суда актер раскрывается иначе, и причиной тому - не только авторский текст:

 

«Кто живет без печали и гнева, тот не любит отчизны своей...»

Нейфах (перебивает):

- Кто это написал? Какой-нибудь московский диссидент?

- Это стихи Некрасова!

Нейфах:

- Не думаю...»

 

Не только Лентулов, но и другие персонажи нашли вполне достойные экранные воплощения. Сергей Гармаш в роли читающего и критикующего самиздатовские произведения майора милиции, Федор Добронравов -  вечно пьяный фотокорреспондент, Светлана Ходченкова - «грустная и немного осунувшаяся».

 

 

Ну а эстонская актриса Kаrt Tammjаrv прекрасно раскрыла тему того, чего в Советском Союзе не было.

 

Благодаря языку кино текст Довлатова приобретает и ряд несомненных достоинств. К числу таковых можно отнести, например, кадры кинохроники, цитирующей знаковые события 60-х: труд «на фабриках, в жерлах забоев», выступления Беллы Ахмадуллиной, Булата Окуджавы, полет Гагарина (говорящая деталь - плакат «Мы в это верили»), художественные экзерсисы Никиты Хрущева. Впечатляет и музыкальный ряд картины. Это своего рода дискотека 60-х, порой рождающая неожиданный эффект абсурда происходящего: первые кадры Таллина под «Джамайку» Робертино Лоретти, приезд на коровью ферму под Twist & Shout.

 

Режиссер бережно собирает приметы ушедшей прекрасной эпохи, обеспечивая узнаваемость у поколения кому за -. Ларьки «Табак», газеты с передовицами, ресторанные продавщицы, доливающие воду в пиво, машинистки, хиппующая молодежь на лужайке у таллинской крепостной стены, десятирублевки, которые выдают в кассе, журнал «Грани» в обложке А.П.Чехова, и - о восторг! шпроты, еще не попавшие под санкции... И многое-многое другое, что уносит нас в историю нашей страны:

 

Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те

времена, неспособные в общей своей слепоте

отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.

 

***

 

Конец прекрасной премьеры подкрался незаметно, застал врасплох, оставив ощущение недосказанности. Может, из-за того, что после титров ждали разговора с Говорухиным (хотя никто этого разговора не обещал, но вот душа просила), может, из-за открытого финала фильма (герой оставляет на перроне Марину и садится в поезд Таллин-Ленинград - да-да, он идет через Псков).

 

В итоге через пятнадцать-двадцать минут мы обнаружили себя в магазине покупающими хлеб, шпроты и масло. Уже дома вспомнили о самом важном ингредиенте советского бутерброда, открыли холодильник, и...

 

«Знаю я эти интеллигентные дома: иконы, Хемингуэй, Нефертити, а водки - на донышке»...

 

Елена Никитина