Режиссер Борис Бирман: Довлатов был счастливым человеком

24 сентября в рамках фестиваля искусств «Заповедник» на сцене Псковского театра драмы состоится премьера спектакля «Человек, обреченный на счастье» по произведениям Сергея Довлатова. Автор пьесы и режиссер - известный петербургский актер Борис Бирман. О том, как идет работа над постановкой, с режиссером поговорил обозреватель Псковской Ленты Новостей Александр Донецкий.

- Борис Наумович, расскажите, как вы пришли к довлатовской теме?    

- Мне позвонил мой старый друг и творческий соратник, ныне художественный руководитель Псковского театра драмы имени Пушкина Александр Кладько и сообщил, что в сентябре в Пскове состоится Довлатовский фестиваль под названием «Заповедник», и что он хочет доверить мне постановку спектакля по тогда еще не существующей пьесе по Довлатову. В надежде на то, что этот спектакль останется в репертуаре театра. И я, недолго думая, согласился. Оказалось, что все не так-то просто. Объем рассказов огромный. Нужно как-то все свести воедино: что, зачем, как и почему? Перенести историю на сцену.

- Не боялись взяться за Довлатова в столь сжатые сроки, без готовой пьесы?

- Что меня успокаивало, так это то, что у меня уже был похожий опыт перенесения на сцену «не играемого». Дело в том, что недавно я сделал спектакль «КинПушкинПушкинПуш». Этот спектакль я надеюсь показать здесь на Пушкинском театральном фестивале. Его мы играем в театре «Особняк» в Питере. Получили диплом «Софита». Это такая компиляция из текстов Даниила Хармса, Михаила Зощенко, Аркадия Аверченко и Абрама Терца «вокруг Пушкина». Играть «Прогулки с Пушкиным» Терца - это все равно, что играть телефонную книгу. Ведь это такое литературное эссе, которое с большим трудом поддается сценическому воплощению. Но мы более-менее, я считаю, справились с этой  задачей, и я подумал, а почему не замахнуться на «Сергея нашего Довлатова»? И когда я снова перечитывал тексты Довлатова, я вдруг осознал, что все это так здорово! Все это живо и современно. Единственное, о чем меня попросил Кладько, чтобы не получилось какого-то тупого «диссидентства против совка». Потому что вовсе не в «совке» дело. И проблема спектакля гораздо глубже: поэт и общество, поэт и мир абсурда, творческий человек с умом и талантом в России - все это вечные темы, они никуда не делись, и актуальны до сих пор.

- К Довлатову как писателю вы пришли давно?

- Как только он был у нас издан, хотя что-то я читал еще в самиздате. В 1993-1994 году я пожил в Нью-Йорке, ходил по «Довлатовским местам» и  встречался с людьми из «круга Довлатова». Тогда прошло всего три года после его ухода. Я 1966-го года рождения, и, можно сказать, многое, о чем писал Довлатов, я застал. Довлатов умер в свои 49, и тут я отметил, что и мне сейчас 49, и я ставлю в театре  Довлатова. Так вот совпало. Я сейчас - ровесник Довлатова, хотя и гожусь ему в сыновья. Так что я ставлю историю, которую уже способен понимать. Хотя бы в силу возраста. 

- Вы - автор инсценировки. Судя по названию, в вашу сценическую версию входит «Компромисс»?

- Довольно много вошло текстов Довлатова. Какими-то небольшими фрагментами, даже отдельными фразами. «Хочу быть сильным», «Встретились, поговорили...», «Заповедник», «Компромисс», «Наши», «Чемодан», «Филиал». То есть много перелопатил, и с ужасом теперь думаю об объеме, все-таки хочется, чтобы не было слишком длинно. Прием такой: мы, актеры, играем историю про Довлатова. Поэтому буквально - надел кепку, пошел и уже я Довлатов. Как бы «Играем в Довлатова».

- А зачем это?

- Так я с себя и с актеров снимаю некую претензию: вот я вышел и сразу я Довлатов, непонятый, непризнанный писатель. Наш вариант другой: выходит Сева Цурило и как бы предлагает зрителю: мы попробуем сыграть перед вами историю Довлатова, а вы посмотрите. Это совершенно иной подход.

- А как вы решили проблему различных «альтер эго» автора? Ведь иногда в текстах Довлатова фигурирует рассказчик, которого зовут Борис Алиханов, иногда рассказчик, которого зовут Сергей Довлатов.

- Нашего героя зовут Далматов. Так Довлатов иногда называл своего персонажа.  Вообще Довлатов следовал совету драматурга Володина. Если хочешь писать художественную литературу, пиши все наоборот. Если девушка блондинка, пиши брюнетка. Если ее звали Ира, пиши Зина. Если дело было летом, пиши - зимой. И тогда появляется художественный вымысел, флер фантазии. Довлатов, например, жил на улице Рубинштейна, а в рассказе пишет: «Жил я на улице Зодчего Росси… ». Хотя бы на километр, но место жительства смещает. А сама наша история строится так: сидит писатель в Нью-Йорке и вспоминает. Своих предков,  родителей, эпизоды своей жизни в Ленинграде, Таллине, Пушкинских Горах и Нью-Йорке. Всю свою жизнь он мечтал «встать на полке» рядом с великими писателями. Вот он мыкался-мыкался и в конце «превратился в книгу». Человек реализовался. И то, что, быть может, казалось какими-то записками на полях, черновиком, оказалось законченным произведением, которое нам, читателям, до сих пор интересно.

- Как вам работается с псковскими артистами?

- Ну, во-первых, сам театр замечательный. Очень он как-то соразмерен человеку, гармоничен. Это первое впечатление. Построен по «золотому сечению», так сказать. Что касается труппы, то поначалу были кое-какие трения. Некоторые актеры признались мне, что им это не очень интересно. «Кто такой этот Довлатов по сравнению с Пушкиным?» Кроме того, я понимал, что повествованию нужен хороший ритм. И это тоже вызывало некоторое недовольство. Актер мечтает подольше «пофигурировать» на сцене. А здесь такая история, которая, как быстрый, стремительный ручей, особо на месте не засидишься. Но в целом, мы нашли с труппой общий язык. Есть актеры замечательные - и  молодые, и маститые. Многие, что очень приятно, жаждут настоящей работы.

- А как вы определили жанр?

- Это - лирическая комедия, я бы сказал, на грани абсурда... Лирическая потому, что в центре внимания - переживания автора, герои, которых он выпестовал. И вот он о них с душой и сердцем рассказывает. И одновременно копается в себе. А вокруг - абсурд и полная несуразица бытия.

- Много персонажей в спектакле?

- Персонажей очень много, и, что должно быть интересно зрителю, каждый актер играет по несколько ролей. Вот этот момент поначалу тоже не был понятен актерам. Ведь каждый, как в классической пьесе, хочет сыграть одну из главных ролей, а тут получается, что все важны, все интересные и все разные. И ты выходишь на сцену сначала одним, потом - вторым, третьим и так далее. Потому что рассказы Довлатова плотно населены персонажами, возникают как бы «миры разных людей». Но мы вроде с этим справились. У нас 15 человек заняты в спектакле, а ролей намного больше. И актеры спрашивали у меня: «Вот у меня несколько ролей, а что-то их объединяет?» И тогда мы вместе искали и находили какую-то общую тему, например, «боль за Родину». Кроме того,персонажи связываются друг с другом через личность актера.

- «Человек, обреченный на счастье», ведь это название пошлой статьи, которую должен написать герой к юбилею Таллина...

- Да, здесь, конечно, присутствует изрядная доля литературного сарказма. И одновременно это название как бы проецируется на любого человека вообще. И ирония снижается, исчезает. А еще я знаю, что здесь в Пскове был поставлен детский спектакль по неизвестной пьесе Довлатова «Человек, которого не было». И мне захотелось, чтобы наше название как-то рифмовалось с тем давним названием.

- Но про самого Довлатова нельзя сказать, что он был «обречен на счастье». Судя по его рассказам, он был человеком скорее несчастливым, грустным, печальным...

- Так в этом-то и есть невероятная ирония! «Четырехсот тысячный таллинец должен родиться в канун юбилея», и он, как гласит газетный заголовок, «обречен на счастье». Уже в этом юмор. Но фраза емкая в том смысле, что на самом деле мы все обречены на счастье: и я, и вы, и герои Довлатова, и сам Довлатов - все мы, даже если не осознаем этого или отказываемся признавать. Мы обречены, если не на само счастье, то на борьбу за него, за любовь, за востребованность.

- Довлатов, как известно, апеллировал к поэтике анекдота. То есть Довлатов как раз достаточно сценичен, но в эстрадном смысле. Здесь не возникло каких-то дополнительных сложностей? 

- Да, актеры у меня спрашивали: «Почему мы не делаем глубинный разбор?» И я отвечал: «А потому, что это не Достоевский, а анекдот». Если начать сильно вкапываться в психологию, то исчезает юмор. Поэтому, если мы совместными усилиями не испортим материал, то в зале должен быть хохот. Материал замечательно смешной.

- Кого все-таки играет Всеволод Цурило? Это некий собирательный образ из рассказчиков Довлатова?

- Он у нас всегда Сережа. И всегда Далматов. И он не рассыпается, это всегда один человек. Просто он не вполне «реальный» Довлатов. И даже не вполне Далматов. А он Всеволод Цурило, который сейчас на наших глазах разыгрывает всю историю Довлатова. Если будет понятно, что наш спектакль про сегодняшний день. Если все получится не занудно, а забавно, тепло, интересно, пронзительно. Если мы предложим зрителю еще раз открыть и перечитать замечательные довлатовские тексты, то в этом, по-моему, и заключается наша художественная миссия. Я думаю, что Довлатов был очень счастливым человеком. Потому что у него была бумага и ручка. Бумага и его пишущая машинка, его «Ундервуд». И он мог все, что впитал от жизни и творчески преобразил в себе, перенести на бумагу. Либо ты занимаешься словом, либо делом. Но у Довлатова Слово с большой буквы и было его главным делом. Его взгляд, его точка зрения, его преломление действительности были настолько заразительны, настолько интересны, ироничны, занимательны, что все это можно бесконечно перечитывать, и получать от этого бесконечное удовольствие.

Беседовал Александр Донецкий  

Фото Андрея Кокшарова, drampush.ru