Всё, что у нас появляется, отчего-то неизбежно содержит в своём основании идею временности и сиюминутности своего существования. Здесь и сейчас вот так, а потом – поглядим. Так всё и пребывает в неизменной текучести, в которой нет ничего стабильного, уверенного в своём прошлом и будущем. А конкретно – невозможна почему-то у нас такая, например, фраза: «Моя прабабушка любила пить кофе в этом кафе, и сейчас кофе у них так же великолепен». У нас нет магазинов, которым сто пятьдесят лет, мы не живём в домах построенных нашими прадедами, нет у нас колбасников в пятом поколении, честью семьи отвечающих за качество своего продукта.
Мои далёкие предки в начале XIX века покинули родной Вюртемберг на юго-западе Германии и отправились в поисках благополучия и счастья на Северный Кавказ. Дома, церковь, мельница, склады, которые они построили на новом месте, стоят до сих пор – настолько добротно и на века были они построены. А какие основания у них были быть настолько уверенными в завтрашнем дне? Никаких. Но всё равно они не сидели на мешках в домах-времянках. Память поколений не была для них пустым звуком. Их колония стала уголком оставленной ими Германии, а пасторов из этой деревни община отправляла получать теологическое образование в Тюбингене. А соседний русский посёлок выглядит как лагерь беженцев. Есть, кстати, в этом посёлке какое-то каменное языческое идолище – старожилы показали мне эту достопримечательность: вся деревня дружно устроила в зарослях буйной крапивы вокруг этого идолища реальную свалку. «Как же так?» - спросил я у старожил. «А на кой хрен оно нам сдалося!» - был ответ. Возразить мне было абсолютно нечего – в голову лезли только какие-то абстрактные принципы, в которых я и сам не достаточно уверен, что бы их разъяснять, но всё-таки… Что же получается? «Эх, пить будем, и гулять будем, ну а смерть придёт – помирать будем». В этом, вероятно, и есть неуничтожимая и неизмеряемая сила русского народа.
Ну, да ладно, я немного о другом хотел написать, о конкретном: о магазине «Находка», о пельменной да чебуречной. У нас тут всё беспокоятся о памятниках и исторических видах, а мне кажется, что чебуречная нуждалась в бережной и продуманной охране отнюдь не меньше, чем что-нибудь из XVII века – просто потому, что была живым и подлинным местом. Да, всё должно жить, меняться и осовремениваться, но что-то ведь должно оставаться. А не остаётся как-то всё больше ничего в этом, как говорится, мире чистогана.
Но дело даже в другом. Может быть, ничего хорошего и не было в этих пельменных да чебуречных. Важно вот что – сейчас открывая ресторан, магазин, частное предприятие владелец и в мыслях не имеет, что это его начинание может пережить его на четыре поколения. Он не уверен даже в том, что всё это доживёт до следующего года. Эта неуверенность видна во всём – в оформлении, в отношении, в стиле работы. Есть у меня такое ощущение, что неуверенность эта и эта временность есть основа основ нашей бедовой жизни. А всё стоящее, что в этой жизни имеется, возникает вопреки этой неуверенности. Вот появляется некий наивный и чистый человек, что против всех очевидностей облагораживает место и время своего любимого дела, и тогда что-то начинает теплиться и вертеться. Только вместо того, чтобы человека этого поддержать, вся система «неуверенной временности» начинает его перековывать, образумливать и перемалывать. А поддерживать можно, например, так, как разъяснила мне как-то одна французская старушка: «Мне булки нельзя, но я покупаю – а то как же будет жить булочник Жан-Пьер – у него уже правнуки, а я покормлю голубей». И жизнь продолжается… И власти тут даже вообще-то ни при чём.
Но если и власть - просто образец неуверенности и временности, всё – авось, да небось, да «после нас хоть потоп», то дело лучше не становится. Я наивно полагаю, что если бы власти эти хоть иногда серьёзно подумывали бы над тем, что напишут о них будущие историки (а они напишут), то доброй половины наших управленческих бед удалось бы избежать. Но они не думают, так как «а на кой хрен оно нам сдалося». Они оправдываются: денег нет, того нет, опять погода подвела… Живут короткой памятью о прошлом, а главное – о будущем. Да и не только ведь власти так живут, честно говоря…
Артем Верле,
кандидат философских наук