Философия неглубокого проникновения

Время от времени я сталкиваюсь вот с какой примерно ситуацией. Студент первого курса, сдавший в школе ЕГЭ по истории на 80 баллов, не может ничего ответить на вопрос, например, о роли Петра Первого в истории России или считает, что главой Римской католической церкви является патриарх. В обычной беседе по поводу, казалось бы, совершенно тривиальных проблем в одно мгновение можно столкнуться с полным непониманием. А вузовский экзамен по дисциплине зачастую превращается в психиатрическую экспертизу простой вменяемости. Напрашивается вывод о том, что что-то неладно в нашей системе образования – по крайней мере, на том его уровне, с которым я имею дело. Проблема, конечно, носит системный характер, так как на индивидуальном уровне не редкость встретить умного, ответственного, старательного и адекватного человека, но каждый раз в этих случаях не покидает ощущение, что таким он является не столько благодаря, сколько вопреки. В подобной ситуации многие склонны винить Единый государственный экзамен.

Подготовка к ЕГЭ, работа учителей, репетиторство, содержание и корректность вопросов, утечки информации, апелляции и скандалы – вопросы, которые вовлекают в свой неумолимый водоворот миллионы людей. Можно ли вообще хоть как-то разобраться в этом клубке причин, следствий и обстоятельств? Постараюсь кратко сформулировать, по крайней мере, своё отношение к происходящему.

Во-первых, мне кажется вполне оправданной и совершенно уместной сама попытка унификации и стандартизации систем контроля. В противном случае мы бы имели дело просто с хаосом – бессмысленным и беспощадным. Но каково должно быть содержание этой системы, её общие принципы и частные характеристики? Вот на этот вопрос ответа нет, так как у нас в целом отсутствуют система, принципы и характеристики. Замминистра образования на встрече со студентами и преподавателями журфака МГУ в лоб заявляет, что единственная цель работы журналиста – зарабатывание денег. О каких принципах вообще может идти речь? Хорошо, что пока в аудитории слышался гул несогласия, но скоро он утихнет. Так на что ориентировать принципы ЕГЭ? Вот и возникает фундаментальная двойственность: подготовка, проведение и отношение к экзамену не могут быть искренними, понимающими и принимающими. В силу расхождения с общими идеалами, даже очень корректный, правильный и умный тест воспринимается как досадная помеха на пути к цели. Весь тот вал информации, что школьник должен в себя вместить – ничто иное для него, как просто некий бессмысленный и громоздкий пароль для выхода и входа. Это так для учителей, для родителей, для вузовских комиссий.

Во-вторых, я не имею ничего против тех методик и технологий, что используются в ЕГЭ и которые довольно эффективно проявляют себя в отношении естественнонаучных дисциплин. Верно, что требуются корректировка и усовершенствование, но это вопрос технический. Дело в другом. Эти методики в принципе не могут быть самодостаточными, каковыми зачастую воспринимаются, они должны быть дополнительными. Ученик должен уметь мыслить, излагать свои мысли, беседовать, формулировать и анализировать. К сожалению, существующая практика ЕГЭ эти параметры фиксирует слабо. Это значит, что каким-то образом необходимо было бы сместить акценты. А то получается, самое важное и значимое для жизни в современном сообществе – творческое, самостоятельное, аналитическое мышление и понимание – является в лучшем случае третьестепенной задачей, и подменяется алгоритмическим манипулятором.

Возможно, конечно, что такое неглубокое, но болезненное проникновение как раз и отвечает текущим задачам общественной формовки. Масса бессмысленной деятельности и информации, облечённая в систему жёсткой дисциплинарности, выступающая как имитация системности и вуалирующая полное отсутствие реального содержания, целей и смыслов.

Другого у нас и быть не могло, но и это – благо. Что мы есть – точнее, что мы не есть – то мы и видим в ЕГЭ. Я не знаю, откуда и когда я узнал, кто является главой католической церкви, но точно могу сказать: в тот момент я не ставил перед собой вопрос о том, а зачем мне это нужно. А зачем это нужно? А незачем! Просто любопытно, как мир устроен. Я убеждён, что это и есть тот главный – уже почти утраченный – принцип.

Артем Верле,

кандидат философских наук