Маленькие эпизоды большой истории

В своей прошлой авторской колонке «Соседи, поговорим открыто?» я уже писал о том скандальном заявлении, которое сделал министр юстиции Латвии Янис Борданс. На минувшей неделе история с его предложением снести памятник освободителям Риги от немецких захватчиков получила продолжение. В Латвии начали сбор подписей под лозунгом "Оставить Памятник освободителям!". За первый же день в поддержку этой инициативы было собрано более четырех тысяч подписей. А мэр Риги Нил Ушаков пообещал, что пока он находится на своем посту, в городе не будет снесен ни один памятник. На днях стало известно, что министр юстиции Янис Борданс может быть отозван со своего поста.

Но не стоит думать, что это как-то резко меняет ситуацию. Одновременно с этим скандалом министерство культуры Латвии запросило из госбюджета 120 тысяч долларов на создание отдела медийной политики. Официально эта структура будет заниматься обеспечением работы СМИ, но местная пресса опасается, что отдел займется фактической цензурой. В том числе и в вопросах истории.

Так что в продолжение поднятой в прошлом материале темы, предлагаю вашему вниманию еще несколько историй из показаний бойцов эстонских полицейских батальонов на допросах советским правоохранительным органам. Отмечу, что современные прибалтийские пропагандисты пытаются представить действовавших во время Великой Отечественной войны на территории Псковской области эстонских полицейских, как неких борцов за правопорядок, действенное средство в борьбе с «бандитами–партизанами», якобы грабившими мирное население. Но на самом деле, их деятельность очень далеко находилась от действующего даже в то время, «правового поля».

Иногда в документах находишь маленькие эпизоды, которые не всегда попадают в научную литературу. Но они довольно ярко характеризуют отношения, быт и деятельность действующих в них лиц. В своей книге «Моглинский лагерь: история одной маленькой фабрики смерти», я уже приводил примеры того, как  сотрудники эстонских карательных служб в Пскове не брезговали наживаться за счет своих жертв. Та же история повторялась и в псковских деревнях, но действовали здесь уже члены эстонских полицейских батальонов. Вот как об этих фактах  рассказывал на допросах солдат 37-го эстонского полицейского батальона Эдуард Лумисте: «….Иногда я, и другие солдаты роты, проходя через пустые или сожженные деревни, ловили кур. Один раз, кто-то из наших солдат дорезал раненную козу, мясо передал на кухню. После того, как наши солдаты раскопали несколько ям, в которых местные жители прятали продукты, мы узнали, что в этих ямах жители прячут так же одежду, домашнюю утварь, посуду. Поэтому, раскапывая эти ямы, мы брали то, что нам было нужно… Примерно осенью 1943 года, в одной из деревень, названия ее я не помню, я, Мэотс и еще какой-то солдат нашего взвода, раскопали яму на огороде, в которой, как мы полагали, местные жители что то спрятали. Раскопав яму, я увидел, что в ней спрятана картошка и одежда. Картошку мы не взяли, так как она нам не была нужна, а из одежды мы взяли только шубу, которую впоследствии надевали, что бы ходить в караул… Раскопками ям, в которых местные жители прятали свое имущество и продукты, постоянно занималось большинство солдат нашего взвода…»

Эдуард Лумисте

Как мы видим, в безнаказанном грабеже мирного населения эстонские полицейские достигли высокого профессионального уровня. Для того, что бы найти спрятанное имущество, нужна сноровка и специфические навыки. Но вот борьба с партизанами, у них явно не имела такого успеха. Очень часто, даже при самом незначительном вооруженном сопротивлении, эстонские полицейские в прямом смысле теряли голову, и показывали себя куда более худшими специалистами. Тот же Лумисте рассказывает: «… Ночью послышалась стрельба, посыпались разбитые стекла. Мы быстро спустились в подвал. В подвале было темно. Солдаты из узких щелей и окон подвала вели огонь, но неизвестно куда и в кого они стреляли. Свой ручной пулемет я оставил там, где спал. Через некоторое время мне его подали, и я начал вставлять диск в пулемет, что бы изготовить его для стрельбы. Кто-то из солдат мне стал помогать, придерживая пулемет. Диск я вставил, но в этот момент солдат, который держал пулемет, нажал на спусковой крючок. Грохнула очередь, все очень перепугались. В щель, в которую мне нужно было стрелять, пулемет не проходил, и мне пришлось поставить его в угол подвала…»

Характерен еще один случай, рассказанный Лумисте:  «… мы зашли в одну деревню, стоявшую на возвышенности, названия ее я не помню. Вниз по склону, в 500-х метрах от деревни, виднелось еще пять – шесть домов. Сууде (командир роты) приказал выслать разведку к этим домам. В разведку назначили меня, Мельдера, Курикьяки и еще двух солдат. В разведку мы поехали на санях, Курикьяки был за кучера. Не доезжая 150-200 метров, партизаны обстреляли нас из пулемета или автомата. Курекьяки ранило, и он закричал от боли. Лошадь испугалась, быстро развернулась, и нас выбросило из саней. Я вылетел в снег, а когда падал, то диск отскочил от пулемета  и упал куда то в снег. Я схватил пулемет и отполз в укрытие. Пулемет был весь в снегу, диска не было, стрелять я не мог. В деревне, где остановилась рота, услышали стрельбу. Лейтенант Пало приказал открыть огонь по этим домам из пушек. Один или два дома сразу загорелись. …Партизаны боя не приняли, дома они покинули и мелким перелеском поднялись на холм и скрылись. … Когда цепь наступающих солдат роты прошла меня, я взял свой пулемет и возвратился в деревню. … Встретив меня Суде сразу стал ругать меня и спрашивать, почему я не открыл огонь из пулемета. Я объяснил ему, Сууде рассердился, заставил меня найти диск, очистить пулемет от снега и занять позицию…».

Мне, как офицеру - участнику боевых действий, трудно представить себе, что бы пулеметчик моего подразделения во время боя стал стрелять «по своим» или просто не выполнил бы своих обязанностей. Скорей всего, с таким персонажем  сами солдаты провели  бы «усиленную воспитательную работу». Но у эстонских полицейских такие эпизоды, видимо, были нормой.

Зато расстрелы мирных жителей проходили на высоком организационном уровне. Вот как об этом рассказывает Лумисте: «… По приказу Пиигли мы садились в грузовые автомобили, конвоировали сидящих на полу автомобилей заключенных к месту казни, разгружали их на месте расстрелов, отводили их к месту казни, выстраивали их там в ряд. Пиигли назначал из числа солдат взвода группу расстрельщиков, которые тоже выстраивались в ряд перед жертвами. По команде Пиигли «приготовиться», - целились в заключенных, и по команде «огонь», - жертвы расстреливались. … В большинстве случаев Пиигли, после залпа по заключенным, подходил к жертвам, которые подавали признаки жизни, и достреливал их из своего пистолета…. Пиигли был жестокий человек. Его не трогали мольбы женщин, которых мы расстреливали и которые перед расстрелом просили пощадить их родных детей. Некоторые наши солдаты знали русский язык, и они рассказывали после расстрела, что женщины просили пощадить их, т.к. они никаких преступлений не совершали и что дома у них дети и они останутся сиротами. Но Пиигли их не слушал. Он отдавал команды группе расстрела, и мы их расстреливали».

Вот такой вот, господа соседи, получается «открытый разговор». Продолжение следует.

Юрий Алексеев