С высоты

Спустя десять лет после гибели псковских десантников под Улус-Кертом ни страна, ни родные погибших не знают полной правды об их последнем бое

Минувшие с 1 марта 2000 года десять лет для большинства из них – половина всей жизни. Буквально всей – с первого и до последнего дня. Если бы их жизнь повернулась иначе, то сегодня в нашей стране было бы меньше возможностей говорить о подвиге и предательстве. Герои и жертвы одновременно, 84 солдата и офицера 76-й (Псковской) воздушно-десантной дивизии, души которых мученически покинули тела на высоте 776.0 под Улус-Кертом, стали мерилом личной славы одних и государственного позора других. Мерилом высоты и падения. Пославшее их на войну государство до сих пор не ответило ни на один вопрос, заданный после трагедии. Оно отгородилось от них и от страшной правды того боя яркой славой, которая, будучи посмертной, выгодна только живым.

Начало 2000 года привнесло в ход второй чеченской войны новый политический фактор. В России началась внеочередная президентская предвыборная кампания, в связи с уходом в отставку Бориса Ельцина. Буквально за 4 года до этого, в 1996 году, предшествующие президентские выборы стали причиной подписания хасавюртовских мирных соглашений, завершивших с горем пополам первую чеченскую войну.

«Вообще никаких боев не было»

9 февраля 2000 года штаб российской объединенной группировки войск (ОГВ) на Северном Кавказе сообщил, что в Аргунском ущелье федеральные войска блокировали более трех тысяч боевиков, которые пытаются прорваться сквозь окружение. Боевики обстреляли пограничную заставу в Аргунском ущелье, заставы у сел Курчалой и Червленная. В Аргунском, а также в Веденском ущельях продолжали работать фронтовые бомбардировщики.

Отметим известное уже 9 февраля число боевиков – «более трех тысяч».

В тот же день неназванный представитель штаба ОГВ сообщил РИА "Новости", что фронтовые бомбардировщики Су-24 и Су-25 впервые за время операции в Чечне сбросили на территорию республики (в Аргунское ущелье) объемно-детонирующие авиационные бомбы повышенной мощности весом пятьсот и полторы тысячи кг. По мнению военных, именно с помощью таких бомб можно было уничтожить боевиков в горах.

Массированные и показываемые обществу военные действия полностью вписывались в «текущий политический момент». 29 февраля 2000 года командующий группировкой на Северном Кавказе генерал Геннадий Трошев привез журналистов и российский флаг в Шатой – как было объявлено, последний освобожденный от боевиков населенный пункт Чечни.

Г. Трошев пафосно заявил: «Сегодня мы поставим точку над уничтожением бандформирований. Это не означает, что они до конца разбиты, но уже как банды с сегодняшнего дня они не существуют. Остались огрызки, которые разбежались, чтобы спасти свою шкуру».

Трошев отметил, что в течение ещё двух—трёх недель будут проводиться операции по уничтожению «улизнувших бандитов», но полномасштабная войсковая операция завершена.

В тот же день министр обороны Игорь Сергеев доложил исполняющему обязанности президента Владимиру Путину об успешном завершении «третьего этапа контртеррористической операции».

Но именно этот день стал первым днем последнего боя 6-й и (частично) 4-й роты 104-го полка 76-й (Псковской) воздушно-десантной дивизии.

Более того, в момент, когда делались эти хвалебные заявления, бой уже начался.

Первые смутные сообщения о тяжелом столкновении, без деталей, проникли в СМИ вечером 2 марта 2000 г., когда все было уже кончено.

2 марта в 18:30 ресурс «Полит.ру» без точной ссылки на источник сообщил: «В Чечне в районе населенного пункта Улус-Керт, находящегося между Аргунским и Веденским ущельями, идут ожесточенные бои, потери несут обе стороны. По данным военных, там сосредоточены практически все силы бандформирований, выбитых из Шатоя, то есть от одной до двух с половиной тысяч человек. Боевики прорываются из Аргунского в Веденское ущелье, причем под руководством Хаттаба».

Сам факт этого боя отрицался российским военным командованием даже спустя четверо суток, даже после 3 марта, когда стоявшие рядом с высотой 776.0[1] подразделения десанта и спецназа поднялись наконец на место боя и своими глазами увидели то, что уже было размещено в интернете на сайтах боевиков и слухи о чем пронзили всю северокавказскую группировку российских войск.

Геннадий Алёхин, начальник временного пресс-центра ОГВ на Северном Кавказе, сообщал 4 марта 2000 года: «Информация, которая прозвучала в некоторых информационных агентствах о якобы больших потерях, которые понесли десантники в районе Дуба-юрт, не соответствуют действительности. Дело в том, что вчера, в течение всего дня, вообще никаких боев не было».

Зная сейчас о том, что БЫЛО, мы видим в этом тексте все следы изощренного и подлого официального вранья.

Командир 104-го парашютно-десантного полка полковник Сергей Мелентьев правду знал лично. Но ему, как и всем остальным офицерам, было запрещено о ней говорить. 5 марта 2000 года Мелентьев, подчиняясь приказу, с трудом подбирая слова, чтобы умолчать о правде, но хотя бы прямо не солгать, произнес: «Батальон выполнял задачу блокирования. Разведка обнаружила караван. Комбат выдвинулся к месту боя, управлял подразделением. Солдаты с честью выполнили свой долг. Я горжусь своими людьми».

7 марта губернатор Псковской области Евгений Михайлов, публично сославшись на телефонный разговор с командующим ВДВ генерал-полковником Георгием Шпаком, заявил прессе о гибели 80 десантников.

9 марта «Общая газета» со ссылкой на источник в штабе ВДВ сообщила, что у Георгия Шпака уже в первые сутки после боя лежал на столе список погибших десантников из 86 (на тот момент было так) фамилий, командующему в деталях были доложены все обстоятельства произошедшего. Отметим, что в публикации «ОГ» в качестве места боя была названа высота 705.6 (Исты-Корд), до которой десантники должны были дойти, но так и не дошли.

Шпак сделал доклад министру обороны. В ответ получил строжайший приказ: данные о событиях возле Улус-Керта до отдельного указания к разглашению запретить. Было приказано произносить только «разрешенное» число погибших, «максимально воздерживаясь от описания всякого рода жестокостей».

Офицеры штаба ВДВ в те дни называли официальные сообщения нецензурным словом. Журналистов в район трагедии не допускали несколько суток, пока не были «зачищены» большинство видимых следов боя.

По свидетельству очевидцев, на военном аэродроме в Ханкале грузовики с телами погибших вплотную подъезжали к вертолетам, чтобы максимально сократить число глаз, которые могли бы увидеть масштабы безвозвратных потерь. Тела планировалось бесшумно развести по стране в трусливой надежде, что страшная статистика «рассосется по территории».

Регионов оказалось тридцать, и секретная задача казалась статистически почти выполнимой.

Но среди этих регионов был один, в котором скрыть масштабы потерь было совершенно невозможно.

Псковская область.

Ее потери составили тридцать человек из восьмидесяти четырех.

Именно здесь, в понедельник, 6 марта, газета «Новости Пскова» на первой полосе в статье «Геройски погибла рота псковских десантников» сообщила городу и, как потом стало ясно, всему миру первую правду о страшном бое 29 февраля – 1 марта 2000 года под Улус-Кертом (речь в тот момент шла о более чем 60 погибших, уже вынесенных с поля боя). Потом газета назвала точную цифру погибших, а 14 марта, в день псковских похорон, на первой же полосе опубликовала их имена. На тот момент – 83 известных имени.

Журналисту Олегу Константинову, автору статьи в «Новостях Пскова» от 6 марта, после публикации командир 76-й дивизии Станислав Семенюта запретил вход на территорию дивизии. Офицерам и солдатам под страхом увольнения с военной службы было запрещено общаться с прессой и с кем бы то ни было об известных им событиях под Улус-Кертом.

Но никто и никому не мог уже запретить молчать. Потрясение от масштаба и обстоятельств потерь помогло тем немногим, кто знал хотя бы часть правды, преодолеть страх перед молчанием. Они тихо заговорили, скрывая имена, и от этого часть правды стала слухами, которые сейчас уже почти некому опровергать.

Родственники погибших осаждали КПП дивизии в поисках хоть каких-то сведений, но командование дивизии продолжало молчать.

Взбешенный утечкой информации Геннадий Трошев 10 марта заявил: «Да, действительно, первые сутки мы не знали о количестве погибших. Когда связь была с командиром батальона, мы узнали первую цифру – 31 погибший. Кто они – с 6-й роты или с других подразделений, мы не знали…».

«Мы не знали…». «Вообще никаких боев не было…».

Так началась самая известная в ходе второй чеченской войны история предательства и героизма, твердости и трусости, чести и бесчестия.

Прошло десять лет, а история не закончена.

Похоронены все солдаты и офицеры.

Но до сих пор государственное расследование обстоятельств их гибели не завершено.

И – есть такая печальная уверенность – при нынешней власти завершено не будет.

Следствие закрыто.

И это значит, что бой под Улус-Кертом продолжается. Еще могут быть раненые и убитые.

«Кто несет за это ответственность?»

Ожесточенные, буквально пропитанные кровью и свинцом дискуссии о том бое продолжаются все эти десять лет. Российское общество в живой своей части не удовлетворилось официальными выводами и заявлениями. По сути дела, общественное расследование произошедшего продолжается до сих пор. Никто и ничто не может его остановить. Десятки специальных форумов в интернете пестрят аргументированными и развернутыми доводами, объяснениями, версиями.

Не хватит книги, чтобы подробно описать все факты, свидетельства, разночтения, позиции и разногласия. Это совершенно невозможно сделать в рамках одного газетного материала[2].

Мы приводим здесь краткую информацию о бое под Улус-Кертом для того, чтобы снова напомнить вопросы, которые появились практически сразу же, в марте 2000 года, и которые кровоточат до сих пор. Мы напоминаем эти вопросы для того, чтобы хоть малой толикой приблизить час ответа.

Общая канва событий выглядит следующим образом.

После вступления федеральных сил в Грозный в начале февраля 2000 года достаточно крупная группировка чеченских боевиков отступила в Шатойский район, где 9 февраля была блокирована федеральными войсками. Как мы упоминали выше, по позициям боевиков наносились авиаудары с использованием полуторатонных объёмно-детонирующих бомб.

22-29 февраля последовало наземное сражение за Шатой.

Однако, как это часто случалось и ранее, боевикам удалось выйти из окружения: группа Руслана Гелаева прорвалась в сторону Дагестана на северо-западном направлении в село Комсомольское (Урус-Мартановский район), а группа Хаттаба двигалась в северо-восточном направлении через Улус-Керт (Шатойский район), где и произошёл знаменитый теперь бой.

Другого пути у боевиков не было: их выдавили из Шатоя, и они возвращались в Аргунское ущелье, где могли восстановить силы. Русла рек Шароаргун и ее притока Абазулгол, сливающиеся севернее Улус-Керта и «обнимающие» с двух сторон высоту 776.0, были во многих местах заминированы, причем обеими сторонами конфликта, и выход к ущелью был возможен только тропами через высоту 776.0. Российское командование не могло не знать об этом.

Чтобы перекрыть ущелье, несомненно, нужны были значительно большие боевые ресурсы, нежели те несколько рот, которыми располагала северокавказская группировка российских войск. Имеющимися силами федеральное командование могло «блокировать» идущие на прорыв подразделения боевиков только на штабных картах.

Аргунское ущелье имеет протяженность более 30 км. Не обученные горной войне, а в большинстве своем еще и не обстрелянные, десантные части были не в состоянии установить контроль над разветвленной и совершенной незнакомой им горной местностью. На картах еще советского времени в этом месте обозначены более двух десятков троп. Но есть и такие тропы, которые не отмечены на картах. Знают их только местные жители. Чтобы блокировать каждую такую тропу при большой численности противника, нужна рота.

Бойцов 104-го гвардейского парашютно-десантного полка 76-й Псковской дивизии ВДВ командование ОГВ выставило на самое опасное, как затем стало ясно, направление.

Федеральные войска в незапланированном никем бою на юго-востоке от Улус-Керта у высоты 776.0 оказались представлены 6-й ротой 2-го батальона 104-го парашютно-десантного полка 76-й (Псковской) дивизии ВДВ (гвардии подполковник М. Н. Евтюхин), группой из 15 солдат 4-й роты (гвардии майор А. В. Доставалов), 1-й ротой 1-го батальона 104-го парашютно-десантного полка (гвардии майор С. И. Баран). Огневую поддержку десантникам оказывал артдивизион 104-го парашютно-десантного полка.

Хаттаб, судя по всему, избрал простую, но оказавшуюся эффективной тактику: проводя разведку боем, он предполагал найти слабые места в позиции федеральных сил, а затем, навалившись массой, вырваться из ущелья.

Среди руководителей боевиков назывались Идрис, Абу Валид, Шамиль Басаев и Хаттаб, подразделения последних двух полевых командиров в СМИ были названы батальонами «Белые ангелы» (по 600 бойцов). По сообщениям российской стороны, в бою участвовало до 2500-3000 боевиков.

26 февраля командующий группировкой российских войск генерал Сергей Макаров поставил десантникам задачу: к 29 февраля выйти на высоты 705.6, 626.0, и 787.0 юго-восточнее Улус-Керта и не допустить прорыва боевиков в направлении населенных пунктов Сельментаузен, Элистанжи, Махкеты, Киров-Юрт, где располагались также базовые лагеря российских войск.

28 февраля командир 104-го полка полковник С. Ю. Мелентьев приказал командиру 6-й роты майору С. Г. Молодову занять господствующую над обеими реками высоту Исты-Корд (другой вариант названия Истыкорт, 705,6). Марш-бросок должен был составить примерно 14,5 км, по завершении которого было необходимо разбить на Исты-Корде новый базовый лагерь.

Сергей Молодов принял под своё командование 6-ю роту 104-го полка только в 20-х числах февраля 2000 года. Он даже не успел ознакомиться с личным составом, и вместе с ротой в тяжелый марш выступил командир батальона Марк Евтюхин.

Сам М. Евтюхин до этого находился в Чечне на стажировке только один месяц (в составе другого батальона), ранее – служил в Армении и Боснии (бывшей Югославии), можно сказать, был специалистом по межнациональным конфликтам, но не по чеченским делам. Ему сказали, что для повышения в должности (М. Евтюхина планировали назначить заместителем командира 104-го полка по боевой подготовке) необходима короткая командировка в Чечню, в зону реальных боевых действий, и проведение там «успешной тактической операции».

По рассказам бывших офицеров дивизии, 6-я рота комплектовалась в Пскове в большой спешке. В полку шел период боевой подготовки новобранцев, и отправлявшееся на войну подразделение даже не смогло в достаточной мере пройти стрелковую подготовку, а тактических занятий по ведению боев в горной местности не было вообще.

Людей не хватало, рота была собрана буквально «на коленке». Потом двое суток ждали самолета в Чечню, погодные условия не позволяли вылететь вовремя. Едва ли кто-то из них воспринял эту задержку как Знак судьбы.

Прилетели с опозданием.

Вертолетный десант к месту назначения оказался невозможен: воздушная разведка не обнаружила в горном лесу ни одной подходящей площадки для десантирования. Никак не проходили по местности танки и БМД (боевые машины десанта). Это лишало роту всякого собственного огневого обеспечения. По свидетельству очевидцев, оставшихся в базовом лагере 104-го полка, командиры взводов не хотели идти в сторону Исты-Корда.

В 5 утра 28 февраля, еще затемно, 6-я рота, 3-й взвод 4-й роты и разведвзвод начали пеший марш. На себе солдаты несли буквально все – продовольствие (сухой паек), воду, палатки, спальники, печки-буржуйки (без них зимой в горах выжить трудно). Снаряжение взяли в ущерб тяжелому оружию и боеприпасам. Фактически на вооружении у десантников были только стрелковое оружие, гранатометы и одноразовые огнеметы, один-два боекомплекта на каждого в десантных ранцах. Приставку для радиостанции, обеспечивающую скрытый радиообмен (необходимый для корректировки действий авиации), с собой тоже не взяли, оставили в базовом лагере. Опасались, что просто не донесут.

По некоторым расчетам, подразделения растянулись в пути в разрозненную колонну на 5-6 км, причем в час проходили не более километра.

Шли на пределе сил и еще по одной причине: переход начался практически сразу же после трудного броска по маршруту Домбай-Арзы, т. е. без полноценного отдыха.

Есть достаточно оснований предположить, что командование, в целом владевшее обстановкой, опоздало с решением перебросить 6-ю роту на Исты-Корд, а потом поставило подразделениям десанта фактически невыполнимые сроки выполнения боевой задачи.

Авангард группы – 1-й взвод 6-й роты и разведвзвод – к 16:00 28 февраля вышел на высоту 776.0, находившуюся на полпути к горе Исты-Корд. Но сгустившийся туман вынудил остальных остановить выдвижение и заночевать на горе Дембайирзы.

Основные силы десантников вышли на высоту 776.0 лишь в 11:20 29 февраля, после чего на отстоящую в 4,5 км гору Исты-Корд были отправлены 12 (по другим данным, 5) разведчиков, которые в 12.30[3] напоролись на передовой дозор боевиков (кто-то из разведчиков сорвал растяжку, взрывное устройство сработало, и заместитель командира разведвзвода старший сержант Сергей Медведев получил осколочное ранение в голень), группа таким образом обнаружила себя и вступила в бой с группой боевиков численностью до 30 человек, забросала их гранатами. Часть боевиков убили, но не всех, кому-то удалось уйти.

Вслед за передовой группой боевиков к высоте вышли их основные силы, открыли по десанту огонь из стрелкового оружия и подствольных гранатомётов.

В это время основной состав роты ни о чем еще не знал и продолжал совершать марш, подтягиваясь на высоту с другой стороны.

С. Молодов руководил обороной неукреплённых позиций ещё не полной роты. Чтобы разобраться в боевой ситуации на месте, он с группой бойцов выдвинулся к разведчикам (по другим данным, разведчики сами отступили вплоть до высоты 776.0, где их встретил С. Молодов).

В завязавшемся бою днем 29 февраля Сергей Молодов был ранен снайпером выстрелом в шею, его долго не могли вынести из-под обстрела, и он умер в тот же день от потери крови. Командиром роты стал комбат Марк Евтюхин.

В 16 часов, всего через четыре часа после бескровного взятия Шатоя федеральными силами, у высоты 776.0 уже шел полномасштабный бой. Бой вели всего два взвода, а третий взвод, растянувшийся при подъёме не менее чем на 3 км, был расстрелян боевиками на склоне.

На неполную роту, расположившуюся между двух горных речек, на перешейке примерно в 200 м, шли в атаку сотни боевиков. Уже через два часа боя стало очевидно, что роте не хватит боеприпасов на сдерживание непрерывных атак. Десантники собирали боеприпасы у погибших и раненых.

К концу дня 29 февраля 6-я рота, по официальным данным, потеряла убитыми 31 человека (треть от общего числа личного состава).

Эвакуации раненых не было, истекавшие кровью десантники оставались на проклятой высоте. В роте был санинструктор (младший сержант Игорь Хворостухин, житель Санкт-Петербурга, которому в декабре 1999 года исполнилось 19 лет), а во взводах медбратья с т. н. «медицинскими сумками», но все они назначались командирами из числа солдат-срочников. Ни о какой профессиональной медпомощи не могло идти речи.

Раненых попытались защитить от обстрела в ложбинке на высоте, перенесли их туда, но именно в ложбинку попала мина, все раненые погибли.

Согласно нормам ведения боевых действий, если подразделение потеряло 25% состава убитыми и ранеными, оно считается ограниченно боеспособным. Если потери равны 50%, то подразделение считается небоеспособным. Если осталось 25% личного состава, то подразделение должно быть срочно выведено из зоны боевых действий для доукомплектования личным составом и довооружения, а на его место должно быть направлено свежее и боеспособное подразделение.

Бой затих только глубокой ночью на 1 марта, около 1:50, по некоторым данным около 03:00.

Весь район дислокации федеральных войск и боевых действий был очень компактным, имел размеры примерно 6 на 7 км. К северу в 1,5 км от места боя были расположены ротные опорные пункты 2-й (с 25 февраля) и 3-й (с 27 февраля) рот 104 парашютно-десантного полка, с интервалом в 1 км друг от друга, а в 3 км на юге – 2-я рота 108 полка, причем на превосходящих высотах 1200-1400 м. В 5 км от места боя на сопке располагалась 5-я рота 104 полка. Расстояние от места боя до командных пунктов полков составляло 7 км: как до 104 полка, так и до 108-го полка. Все были рядом.

М. Евтюхин был на связи с командованием группировки. Рота постоянно запрашивала помощь, уже после первых часов боя, когда тяжесть положения стала полностью ясна. К вечеру первого дня, чтобы забрали раненых. Во второй день, чтобы поддержали огнем и прислали помощь.

С наступлением сумерек М. Евтюхин вызвал вертолеты, но в составе роты, напомним, не было авиационного наводчика и радиостанции с защищенной частотой, авиация не помогла.

Среди офицеров 76-й дивизии совершенно серьезно обсуждалась версия, в соответствии с которой заместитель командира 104-го полка по боевой подготовке, знавший, что на его место должен быть после окончания операции назначен именно М. Евтюхин, действовал (то есть бездействовал) в той ситуации совершенно сознательно.

Имевшие доступ к информации о радиопереговорах 29 февраля – 1 марта между командирами подразделений офицеры рассказывали, что якобы заместитель командира полка ответил М. Евтюхину, что «они сами находятся в таком же положении, у него нет свободных людей». Евтюхин, по тем же свидетельствам, не стесняясь в выражениях, пообещал заместителю командира полка, что если выйдет из боя живым, то «лично изобьет суку». После чего тот же замкомполка якобы заявил всем находившимся на связи, что М. Евтюхин паникует, а потом приказал в радиопереговоры с шестой ротой не вступать вообще и соблюдать режим радиомолчания, так как роту будут прикрывать с воздуха фронтовая авиация и мощная артиллерия (гаубицы).

Ни того, ни другого до самого конца боя не произошло. Официальная версия: из-за сильного тумана и отсутствия авианаведения.

Со ссылкой на офицеров, находившихся около места боя, пытавшиеся разобраться потом в ситуации родные и друзья погибших опровергали сведения, что 29 февраля – 1 марта в месте боя был сильный туман. По их словам, погода была отличная, и авиация в те дни летала.

Так или иначе, утром 1 марта к Улус-Керту подошли основные силы 104-го полка. Командующий группировкой ВДВ в Чечне генерал-майор Александр Ленцов двинул их на подмогу погибающей роте лишь с рассветом. От просящего срочной помощи М. Евтюхина потребовал: "Продержитесь любым способом до утра!"

Рота продержалась. Тем самым «любым способом».

Когда М. Евтюхин понял, что попал в кольцо и помощи нет, он вышел по рации (частота не была защищенной, но другой в его распоряжении не было) на связь со своим заместителем майором Александром Доставаловым: «Помоги!».

Около 3:00 с высоты 787.0 на помощь десантникам двинулся 3-й взвод 4-й роты, и к 3:40 им это удалось. К окружённым смогла прорваться группа солдат во главе с А. Доставаловым (15 человек), который, нарушив приказ, покинул оборонительные рубежи 4-й роты на соседней высоте и пришёл на помощь.

Александр Доставалов в 1994-1999 гг. был командиром именно этой, 6-й роты. Он не счел возможным не отозваться, когда его позвали друзья.

Это продлило оборону высоты 776.0 на два часа. Возможно, даже меньше.

В 0:40 1 марта около 40 бойцов 1-й роты 1-го батальона майора С. И. Барана и взвода разведроты попытались прорваться на помощь к шестой роте, но во время переправы через реку Абазулгол попали в засаду (боевики уже выставили сплошное заграждение), были вынуждены закрепиться на берегу, а к 4:00 прекратили попытки прорыва и вернулись на гору Дембайирзы (только утром 3 марта, когда все было уже кончено, 1-я рота вышла к позициям 6-й роты).

Около 05:00 утра 1 марта боевики возобновили атаки. М. Н. Евтюхин (по другим данным, после смерти М. Н. Евтюхина артиллерист капитан В. В. Романов) вызвали огонь полковой артиллерии на себя.

Артиллерийский обстрел высоты начался в 06:08. Связь с М. Евтюхиным прекратилась в 06:11.

Высоту 776.0 накрыли массированным артиллерийским огнём, однако боевикам удалось под этим огнем примерно в 06:50 овладеть высотой, добить почти всех (кроме шести) оставшихся в живых десантников, уйти с высоты и прорваться через боевые порядки российских войск в Аргунское ущелье. Последние выстрелы с высоты 776.0 были слышны в расположении российских войск до пяти часов вечера. Возможно, это были звуки выстрелов боевиков, добивавших раненых десантников, либо – последние очаги сопротивления.

В течение трех дней после обнаружения всего произошедшего российское командование не вмешивалось в ситуацию и дало боевикам возможность не только уйти, но также увезти практически всех убитых и раненых.

Точные данные о потерях боевиков отсутствуют. По различным официальным данным федеральных сил, потери боевиков составили от 400 до 700 человек. Называют также 160 раненых, сдавшихся в плен различным подразделениям министерства обороны и внутренних войск.

По данным самих боевиков, у них погибли немногим больше 20 человек из якобы 70 участвовавших в бою.

Известен факт, что в результате начавшегося 29 февраля боя из плена удалось бежать двум офицерам ГРУ, Алексею Галкину и Владимиру Пахомову, которых возле Улус-Керта конвоировали боевики. Впоследствии А. В. Галкину было присвоено звание Героя России, а его образ был использован в качестве прототипа главного героя фильма «Личный номер».

2 марта 2000 года (такова официальная дата начала следствия, несмотря на то, что официально сам факт потерь опровергался военным командованием до 9 марта) военной прокуратурой Ханкалы было возбуждено уголовное дело в отношении участников незаконных вооруженных формирований, которое затем было направлено в управление Генеральной прокуратуры РФ по расследованию преступлений в сфере федеральной безопасности и межнациональных отношений на Северном Кавказе.

30 июля 2003 года «Псковская губерния» опубликовала открытое обращение общественного комитета памяти 6-й роты и Псковской региональной общественной организации семей погибших военнослужащих 6-й роты «Красные гвоздики» к президенту РФ и Верховному Главнокомандующему Владимиру Путину.

Ветераны Вооруженных Сил и родные погибших (отцы почти всех офицеров – сами офицеры в отставке) потребовали от президента «дать указания государственным правоохранительным органам ответить на следующие вопросы:

1. Выход 6-й роты на высоту 776,0 был задержан командованием на сутки – почему?

2. Личный состав роты, выдвигаясь на самый опасный в то время участок возможного прорыва главных сил бандитов, помимо оружия и боеприпасов, в тяжелейших горных условиях тащил на себе в ручную также палатки, печи, продовольствие и прочее имущество, т. е. был максимально стеснен и связан в случае внезапного нападения на роту. Почему нельзя было забросить это имущество роте на вертолете?

3. Как оказалось, рота двигалась в заранее подготовленную для нее засаду, в своего рода мешок, который боевики захлопнули сразу после начала боя. Этот мешок был пристрелян заранее установленными минометами боевиков. Как, когда и почему боевики смогли так хорошо подготовиться к встрече и уничтожению роты? И только хорошая подготовка и боевой опыт командира батальона гвардии подполковника М. Н. Евтюхина позволили ему сразу после столкновения разведдозора с боевиками отойти назад и занять оборону на высоте 776,0. Иначе рота была бы немедленно полностью уничтожена или пленена. Каким образом информация о передвижении роты стала известна боевикам?

4. Почему роте не была оказана поддержка дальнобойной артиллерией, системами залпового огня и установками «Ураган», дивизионы которых были в распоряжении генерала ВДВ Ленцова, и место боя было в зоне их досягаемости? Рота связала 20-тичасовым боем главные силы бандитов (несколько тысяч человек), и удар этой артиллерии по выявленному в ходе боя району сосредоточения боевиков оказал бы существенную помощь роте и даже мог бы позволить разгромить врага, если бы был дополнен ударом боевых вертолетов. Именно за этими главными силами бандитов охотилась вся стотысячная группировка войск в Чечне. А на деле артиллерийская поддержка оказывалась только маломощной полковой артиллерией на пределе дальности ее стрельбы, отдельные снаряды падали даже в расположение роты (около 80% процентов поражений погибших бойцов 6-й роты были от осколков артиллерии и минометов). Кто несет за это ответственность?

5. Почему командир батальона гвардии подполковник М. Н. Евтюхин, возглавивший выход на самое опасное направление, не был предупрежден командованием и разведкой о наличии главных сил боевиков на определенном ему маршруте? Если об этом никто не знал, то почему?

6. Почему командир полка все время требовал от роты держаться и обещал помощь, а фактически посланная на помощь другая рота пошла по самому неудачному и сложному из всех возможных маршруту и залегла у горной речки, встретив огневое противодействие со стороны боевиков, заранее занявших позиции на другом берегу?

7. Почему командование на три дня оставило поле боя боевикам, позволив им собрать и похоронить всех своих погибших, вынести и оказать помощь своим раненым, забрать все оружие и боеприпасы?

8. По телевидению Прибалтики сразу после боя были показаны эпизоды этого боя. Как говорят те, кто смог их увидеть, съемки делались со стороны боевиков западноевропейскими операторами. Сообщения наших СМИ об этом бое стали появляться только на 5-й день. И только благодаря псковским журналистам. Эта информация застала наше командование врасплох. Почему?

На эти вопросы, в первую очередь, должны ответить бывший командующий военной группировкой в Чечне генерал Г. Трошев, начальник Генштаба генерал А. Квашнин, командование ВДВ. Также хотелось бы узнать от генерала Г. Трошева, где он был во время 20-ти часового боя 6-й роты, когда и кто доложил ему об этом бое и какие указания или приказы он отдавал для оказания помощи роте.

Хотелось бы узнать и от Вас, уважаемый Владимир Владимирович, когда и от кого Вы узнали о бое 6-й роты, давали ли какие-то указания подчиненным Вам командующим войсками? Выполнены ли были эти указания?

Без ответов на эти вопросы память о героях не может быть полной»[4].

Редакция направила оригинал обращения и номер газеты в адрес Президента РФ.

В последний день ноября 2003 г. в «Псковскую губернию» пришел ответ:

«Направленное Вами Президенту Российской Федерации В. В. Путину открытое обращение членов общественного комитета по увековечению памяти о 6-й роте псковских десантников, опубликованное в газете «Псковская губерния», по вопросам, связанным с гибелью военнослужащих данного подразделения в Чеченской Республике, аппаратом Совета Безопасности Российской Федерации по поручению[5] рассмотрено.

В период с 29 февраля по 1 марта 2000 г. в Аргунском ущелье в районе н. п. Улус-Керт Чеченской Республики при выполнении задачи по блокированию участников незаконных вооруженных формирований (далее именуется НВФ) 6-я парашютно-десантная рота и 3-й взвод 4-й парашютно-десантной роты 104-го гвардейского парашютно-десантного полка 76-й воздушно-десантной дивизии приняли жестокий бой с многократно превосходящими силами террористов. В результате боевого столкновения погибло 84 и ранено 6 военнослужащих.

2 марта 2000 г. в военной прокуратуре н. п. Ханкала в отношении участников НВФ было возбуждено уголовное дело, которое 29 апреля 2000 г. направлено по подследственности в управление Генеральной прокуратуры Российской Федерации по расследованию преступлений в сфере федеральной безопасности и межнациональных отношений на Северном Кавказе. В настоящее время следствие по делу продолжается.

В ходе расследования уголовного дела была дана правовая оценка действиям воинских должностных лиц, в том числе командования Объединенной группировкой войск (сил). Установлено, что их действия при исполнении обязанностей по подготовке, организации и ведению боя подразделениями 104-го парашютно-десантного полка не образуют состава преступления».

Подписавший ответ заместитель секретаря совета безопасности В. Потапов признал, что «в средствах массовой информации очень много написано и высказано суждений на эту тему. Разнятся точки зрения, но непреложной истиной остается мужество, стойкость и воинская доблесть воинов десантников»[6].

Мы переслали открытое обращение и полученный ответ на него из Совета безопасности РФ в Генеральную прокуратуру РФ с запросом на результаты следствия.

Ответа не последовало.

Вскоре дело было закрыто заместителем Генерального прокурора РФ, руководителем Северокавказской военной прокуратуры С. Н. Фридинским.

Пять лет спустя в России нашелся ОДИН человек, который потребовал призвать Сергея Фридинского к ответу именно за прекращение уголовного дела по факту гибели псковских десантников.

25 августа 2008 года с 15 часов у здания Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке в Москве прошел одиночный пикет Героя России, инвалида войны I группы (по зрению) Альберта Зарипова[7]. Он держал в руках плакаты: «Путин! Малолитражку «Оку» инвалидам войны!» и «Военный прокурор Фридинский, шагом марш в отставку!».

А. Зарипов требовал отправить в отставку Сергея Фридинского, который, по убеждению Зарипова, не провел должного расследования по факту гибели 6-й парашютно-десантной роты и необоснованно закрыл уголовное дело.

Материалы ведомственного расследования Минобороны РФ засекречены до сих пор.

«Вы козлы, вы нас предали, суки!»

Согласно одной из версий, при планировании операции по блокированию чеченской группировки в районе Шатоя были допущены ошибки, в результате чего для проведения операции было изначально недостаточно сил. Командованием восточной группировки войск под руководством Геннадия Трошева не был учтён фактор горно-лесистой местности, невозможность образовать сплошной фронт или даже контролировать фланги.

Ставший затем командиром 108 парашютно-десантного полка 7 десантно-штурмовой дивизии полковник Сергей Баран был в те дни майором, командиром 1-й роты 1-го батальона 104-го парашютно-десантного полка. Это его бойцы не смогли пробиться к 6-й роте.

В апреле 2008 года он вспоминал: «…когда Мелентьеву ставили задачу для переброски 6 роты на левый берег реки Абазулгол, он долго пытался объяснить, что полку задача не по силам, что все опорные пункты, блоки, остаются на правом берегу, все подразделения задействованы, и в случае возникновения критической ситуации, у него не окажется резерва для своевременного оказания помощи. Мелентьев сказал: "Нельзя двумя ногами стоять на разных берегах реки", но к его мнению не прислушались».

В то же время ожидалось, что группы боевиков будут прорываться мелкими группами, однако отряды под общим командованием Хаттаба двинулись консолидированно в восточном направлении, на Улус-Керт, где при подавляющем перевесе в живой силе вышли на боевые порядки шестой роты псковских десантников.

По словам Владимира Воробьёва, отца погибшего в том бою старшего лейтенанта Алексея Воробьёва и бывшего командира 104-го воздушно-десантного полка, шесть раз (!) «комполка Мелентьев просил добро на отход роты, но командующий группировкой генерал Макаров разрешение на отступление не дал».

Подробные воспоминания Сергея Барана выглядят бесконечным спрашиванием себя самого, проживанием прожитого: все ли сделал?

С другой стороны, в его относительно позднем (напомним, 2008 г.) рассказе есть прямая попытка возложить ответственность на уже скончавшегося к тому времени С. Мелентьева и погибшего в бою М. Евтюхина: «Зная, что первая рота полка выполняла аналогичную шестой роте задачу двумя сутками ранее и выходила к высоте с другого направления – из урочища Мидулхан, а к моменту моего прибытия на КНП возвращалась на КНП на броне БМД, я обратился к Мелентьеву с просьбой взять первую роту и на БМД выйти по руслу Абазулгола к месту, откуда 6 рота пошла вверх. Мелентьев отказал, сказав, что судя по докладам Евтюхина, тот обстановкой полностью управляет и никакой другой помощи, кроме огня артиллерии, ему не нужно».

Напомним, что до начала перехода командование полка сочло невозможным использовать в марш-броске десантников танки и БМД. А Марк Евтюхин и Сергей Мелентьев уже ничего не расскажут.

Годы спустя мучения совести не отпускают всех, кто был причастен к бою 29 февраля – 1 марта. Вернемся к воспоминаниям Сергея Барана:

«Периодически по сети радиоразведки я выходил на связь со старшим лейтенантом Воробьевым. Алексей докладывал, что рота продолжает вести бой, что у боевиков очень хорошо работают снайпера, которые не дают вести наблюдение и отвечать прицельным огнем… […] Вопрос о выделении дополнительных сил из состава ОГ ВДВ не рассматривался, так как критического положения по докладам Евтюхина не было. Вы прекрасно понимаете – если бы у нас были хотя бы приближенные к действительности данные о численности боевиков, то на помощь 6 роте были бы брошены все силы ОГ ВДВ.

[…] По некоторым данным, разведка других подразделений ОГВ ни разу не переправлялась через Абазулгол, и первой туда ступила 3 рота под командованием капитана Васильева, а затем, через сутки, 6 рота. На вопрос, почему рота выдвинулась за реку без предварительной разведки, отвечу так: во время проведения контртеррористической операции, согласно приказу по ОГВ, наша полковая разведка действовала только на удаление зрительной связи (500 метров), то есть вела разведку непосредственно впереди выходящих на задание подразделений. Ещё – территория по правому берегу реки находилась в зоне контроля тактической группировки 7 вдд, а конкретно 108 парашютно-десантного полка, бойцы которого стояли в нескольких километрах от места боя, на хребте Даргендук. Почему нашу роту отправили выполнять задачу в зону ответственности другого полка – для меня остается загадкой.

[…] Начав подъем вверх по склону в сторону высоты 776.0, на частоте разведки я вышел на связь с Воробьевым, уточнил у него сложившуюся обстановку. Для координации будущих совместных действий, я попросил Алексея соединить меня с Евтюхиным. Он соединил. Я спросил Марка Николаевича: "Как и откуда к вам лучше подойти? Что предпринять?".

Евтюхин подумал, а потом ответил: «Серега, ты не лезь сюда, ты мне только помешаешь, я сам разберусь. Все под контролем, мы справляемся сами. Сейчас ты сюда ни подойти, ни помочь никак не сможешь. Не лезь. Если помощь мне понадобиться – я вас сам позову».

Это его слова, Марка. Разговаривал Евтюхин со мной нормальным, вменяемым голосом, не паниковал, был собран и решителен.

До 6 роты оставалось идти не более 40 минут. На часах было 23:45.

Ночные заморозки сковали наши движения. Вспотевшие и промокшие после перехода и переправы бойцы начали замерзать. Я доложил Мелентьеву обстановку, передал слова Евтюхина, попросил указаний. Мелентьев приказал отойти назад на гору Дембайирзы к КНП 1 батальона и отдыхать там до рассвета. Мы отошли.

1 марта в 5:00 я отдал бойцам команду готовиться на выдвижение к руслу Абазулгола. Бойцы настолько были измотаны, что еле-еле передвигали ноги, практически ползли, а не шли вверх.

К 6:00, подойдя к поляне, что лысела у русла реки, на крутом противоположном берегу Абазулгола мы заметили троих солдат, подходивших к обрыву. Едва завидев нас, они начали размахивать руками и кричать: "Стойте! Стойте! Не ходите сюда! Здесь боевики! Засада!"

Подоспев к обрыву, эти солдаты, не задумываясь, сиганули вниз, к реке. Обрыв там конкретный, глубиной до 30 метров.

Я дал команду личному составу группы переправиться через реку, подняться на склон и занять позиции вдоль обрыва. Майор Величенко с тремя бойцами пошел вглубь леса на разведку.

Минут через 20-25 Величенко вернулся и доложил мне обстановку. Его доклад был краток: "Там никого нет. Все убиты".

Марк Евтюхин так и не попросил помощи в людской силе. А артиллерия, огонь которой он до самой своей гибели корректировал, работала на полной мощности. По словам начальника артиллерии полка подполковника Толстыка, боекомплект, несколько тысяч снарядов, был расстрелян полностью, а стволы пушек накалились так, что краска обгорела.

[…] Доложив все подробности Мелентьеву, мы выслушали его решение. Командир полка приказал сворачиваться и уходить, возвращаться назад на КНП 1 батальона. Было 7 часов утра»[8].

Среди многочисленных трагических рассказов родственников погибших десантников выделяется записанный в Ростове-на-Дону вышеупомянутым Альбертом Зариповым монолог отца погибшего заместителя командира роты по воспитательной работе старшего лейтенанта Дмитрия Петрова. Вот отрывок из этого монолога:

«Мне рассказали, как его нашли... В первый раз наша разведка заползла на высоту спустя пару часов, как всё там затихло. То есть под самое утро... Они в этих сумерках обнаружили тело Евтюхина, других офицеров и моего сына... Но тут показались «духи» из тылового отряда, которые собирали оружие, боеприпасы и так далее. Разведчики тут же уползли обратно. И во второй раз наши поднялись на горку уже на следующее утро. Все тела погибших лежат, как и вчера, только нет лейтенанта Петрова. Ночью выпал снег, и от того места, где он лежал, идут чьи-то следы... Причем, это следы босых ног... Мне это офицер-медик рассказывал... Который всё это видел... Наши пошли по следу, и у края одной расщелины он обрывается... Они спускаются туда и находят там моего сына... Сидящего на корточках... Но уже мертвого... Он даже еще теплый был. На губах красная пена от прострелянного легкого. А умер он не от ран или там потери крови... Смерть наступила от переохлаждения... Мой тяжелораненый сын просто замерз...».

2 августа 2000 года, в день 70-летия воздушно-десантных войск, Владимир Путин сделал заявление в 76-й дивизии ВДВ в Пскове, признав вину руководства «за грубые просчёты, которые приходится оплачивать жизнями русских солдат». Ни одно имя названо не было.

Существуют чудовищные предположения, что проход из Аргунского ущелья на Дагестан боевиками был выкуплен у высокопоставленных федеральных должностных лиц. По свидетельству военных, с единственной дороги, ведущей на Дагестан, были сняты все милицейские блок-посты. Называлась даже цена за коридор для отступления — полмиллиона долларов.

Никакой точной информации о числе, маршруте и цели передвижения боевиков у командования десантной группировки не было[9].

Военный обозреватель Владимир Сварцевич, побывавший в Пскове в марте 2000 года, сказал в интервью 8 февраля 2010 г.: «Полегла рота псковских десантников, 84 человека. Но начальник штаба ВДВ (он сейчас на пенсии) раскидал эти потери на неделю. …Моя задача была не просто доказать, что было не так, но рассказать, как это было. Ситуация была неоднозначной, никакого героизма не было, было откровенное предательство ребят конкретными лицами нашего командования. Бросили десантников туда, не знаю куда – ни разведки предварительной, ни информации.

Я поехал в дивизию, которая кипела негодованием по поводу случившегося. Мне предоставили копии боевых донесений, копии шифрограмм и даже запись радиопереговоров роты со штабом группировки. Вопреки запрету контрразведки удалось поговорить и со свидетелем гибели парней – с пацаном, которого послал погибший в том бою Марк Евтюхин, чтобы он рассказал правду. За ночь материал был написан, я составил полную хронику происходившего по часам и минутам. И назвал реальную цифру погибших в одном бою. Все было правдой. Но патетические слова, которые якобы Марк Евтюхин сказал по рации: «Вызываю огонь на себя!» – были неправдой. На самом деле он сказал: «Вы козлы, вы нас предали, суки!»

Вопрос, на который и сегодня нет точного ответа: где растворилась полуторатысячная группировка боевиков, оставшаяся после гибели роты? Каким образом она прошла на восток через места дислокации федеральных сил?

Какова судьба более 160 человек из подразделений Хаттаба, участников страшного боя, которые в течение нескольких дней сдались в плен в районе села Сельментаузен, места расположения сразу нескольких штабов различных российских воинских подразделений?

«Раненые боевики были вывезены в Ведено, после чего их уже оттуда отпускали», - сообщил командир спецотряда 45-го отдельного разведывательного полка Алексей Романов.

А некоторое время спустя (в честь «завершения военных действий») в Чечне по инициативе федеральных сил объявили амнистию. Многие из амнистированных сейчас, согласно сложившейся в Чечне при Рамзане Кадырове практике, служат в отрядах местной «национальной безопасности».

Командира 104-го полка С. Ю. Мелентьева перевели в Ульяновск с понижением, начальником штаба бригады. Именно его чаще других обвиняли в гибели десантников. Перед отъездом из Пскова он пришел в каждый дом, где жили семьи его погибших солдат и офицеров, просил у родных прощения.

22 июня 2002 г. Сергей Мелентьев умер от сердечного приступа.

«Мы запомнили Вашу фразу»

Указом и. о. президента РФ № 484 от 12 марта 2000 г. 22 десантника были представлены к званию Героя России (21 — посмертно: 13 офицеров, 5 сержантов, 2 ефрейтора и 1 (один) рядовой), 69 солдат и офицеров 6-й роты награждены орденами Мужества (63 — посмертно).

Как и кто делил погибших по уровню признания их заслуг на Героев и орденоносцев – можно только догадываться.

Семьи награжденных орденами Мужества получали от государства в качестве компенсации за погибшего в бою солдата 600 (шестьсот) руб. в месяц.

21 июня 2006 года «Псковская губерния» опубликовала открытое письмо матерей погибших солдат президенту РФ Владимиру Путину. За короткими строками письма читалось тщательно, но безуспешно скрываемое отчаяние: «При нашей встрече в 2000 г. в Пскове мы запомнили Вашу фразу о том, что все, кто погиб в этом бою, все герои. Вами была дана оценка этого боя как боя, который спас нашу Россию. Вы приравняли подвиг наших сыновей к подвигу героев-панфиловцев в Великой Отечественной войне. Мы сердцем и душой поверили в это. Прошли годы. Сейчас уже 2006 год.

…Можно понять, насколько велико горе матери, оставшейся один на один со своим горем. Когда мы узнали, что жены и матери героев России с 2006 г. стали получать суммы в 25 тысяч рублей, мы долго не могли в это поверить. Чем отличаются матери таких же сыновей, погибших в этом же или в другом таком же бою, получающих в это время 600 руб. в месяц?

…Нет такой статистики, которая помогла бы вам показать, сколько матерей уже умерло от горя. Так, среди матерей 6-й роты умерло, не дожив до пенсии, уже 6 человек…

…Мы очень просим Вас объяснить нам, почему такое различие по отношению к матерям и женам Героев России и матерям погибших в этом же бою других сыновей? Почему такое различное отношение к одному и тому же горю, потере близких людей? Чем руководствовались Правительство и Государственная Дума, принимая такое решение? Речь не только об обиде, речь идет о горе, о невозможности полноценно жить. И почему горе одних оценено государством в одну сумму, а других – несравнимо занижено?

…Мы не просим отбирать деньги от жен и детей, потерявших своих близких.

…Мы очень хотим, чтобы внимание на проблемы матерей обратили все: и наши министерства, и Дума, и все лица, занимающиеся по долгу службы этими вопросами.

Очень надеемся на контроль с Вашей стороны, пока живы матери, потерявшие детей.

…Мы очень просим, чтобы этого письма было достаточно для принятия правильных решений, и надеемся, что нам не придется ехать к Вам лично.

Очень надеемся, что Вы понимаете: не должно являться определяющим, погиб ли сын как Герой России или как рядовой солдат с посмертным орденом Мужества. Перед смертью – все равны»[10].

Из подписавших то страдальческое письмо уже не все живы.

Ответа на него получено не было.

14 марта 2000 года. Псков

Мы помним вторник 14 марта 2000 года в Пскове.

Ночью выпал снег. Вернулась зима, хмурая и сырая. Город был бледен, как человек на похоронах. В городе Пскове 14 марта 2000 года были общие похороны.

До того дня невозможно было сказать: весь город пришел на похороны. 14 марта 2000 года это в городе Пскове произошло. Город Псков снова стал военным городом.

С самого утра город был заполнен красными гвоздиками, которые, словно на зов боли, тихо собирались к Вечевой площади Кремля.

Знакомы с Ними были только близкие и сослуживцы. Проститься с Ними пришел весь Псков. Скажу точнее – все, кто считал себя Псковом. Проститься и попросить прощения. За эту ненормальную войну. За безымянную высоту, до которой так и не добралась помощь. За ложь и трусость официальных сводок. За то, что Третье тысячелетие, до которого было рукой подать, начнется без них. И за то, что отсюда, с каменного берега Великой, защитить их и спасти было невозможно…

Пока все живы, никто никому ничего не должен. Но смерть в одночасье увеличивает долги оставшихся на земле.

Человек на войне может заботиться либо о своей жизни, либо о других. Война не оставляет людям иного выбора.

Территория войны – жизнь. И война никогда не спрашивает разрешения войти на эту территорию. Она приходит и требует свое. Все остальное зависит от человека.

Мы помним 14 марта 2000 года.

Помним, как не приехал на эти похороны Владимир Путин, которому не рекомендовали появляться в момент выборов на фоне цинковых гробов. Рядом с лицами людей, которым очень трудно смотреть в глаза. И на вопросы которых нет ответов. Или они есть, но их не хочется произносить.

И наградной Указ № 484 от 12 марта 2000 года ответов ни на один главный вопрос не дал.

Он принес официальную славу. Но не принес правду.

И министр обороны Игорь Сергеев, бывший 14 марта 2000 г. на похоронах самым высокопоставленным федеральным лицом, на вручение вдовам и матерям погибших десантников звезд Героев России и орденов Мужества уже не приехал.

Зато в дни всероссийских похорон на Северный Кавказ прибыл начальник Генерального штаба Вооруженных Сил России генерал армии Анатолий Квашнин, чтобы "лично возглавить заключительную фазу антитеррористической операции в Аргунском ущелье". В те же дни Анатолий Квашнин вместе с известными генералами второй чеченской войны Виктором Казанцевым, Геннадием Трошевым и Владимиром Шамановым торжественно посетили Махачкалу и получили от мэра столицы Дагестана Саида Амирова серебряные кубачинские шашки и дипломы о присвоении им звания «Почетного гражданина города Махачкалы».

Рука не дрогнула.

У сотрудника «Мемориала» Александра Черкасова нашлись для них слова: «Разрыв между реальностью – многотысячной группировкой уставших, изголодавшихся, но сохранивших управляемость и боевой дух боевиков, нависшей над вытянувшейся вдоль гор цепочкой частей федеральной группировки, и "правдой донесений", в которой эти боевики уже не раз были побеждены и уничтожены, не мог не привести к такой трагедии. Ложь, сработанная для почтеннейшей публики и высшего начальства, с какого-то момента становится "рабочим материалом" и используется при принятии решений.

Шестая рота была обречена, когда уходила на задание. Но после её гибели те же самые люди, что послали десантников на смерть, в своих штабах написали, что задача была выполнена и боевиков не пропустили. Трагедию у Улус-Керта скрывали, сколько было возможно, – ведь приближался день президентских выборов.

И теперь политические мародёры – начальство в форме и в штатском – говорят о погибших, чтобы прикрыть свой позор чужой славой»[11].

А если задача выполнена и слава добыта – то зачем им расследование?

776.0

Указ президента РФ № 1334 от 21 июля 2000 года «Об увековечении памяти воинов-десантников», принятый перед самым приездом В. Путина в Псков (2 августа), правды не принес тоже. «Памятник геройски погибшим воинам 6 парашютно-десантной роты 104 гвардейского парашютно-десантного полка 76 воздушно-десантной дивизии» (цитата из Указа) в Пскове сооружен. Но памятники только обозначают память. Они не хранят правду.

Прошло десять лет.

Ответов нет и сейчас.

Эти ответы могут быть очень тяжелыми, очень болезненными, в том числе для погибших и близких им людей.

Эти ответы, возможно, способны перевернуть многое в официальной версии трагических событий.

Но отсутствие этих ответов сегодня – хуже всего.

Потому что отсутствие правды создает место для лжи.

А ложь – самый сильный убийца на свете.

У государства есть право посылать воинов на смерть. Но у этого права есть безусловная оборотная сторона – обязанность государства говорить правду о том, как воины погибли.

Так случилось, совпало, стряслось, что 29 февраля 2000 года, в тот самый високосный день високосного года, солдаты и офицеры 76-й дивизии взошли на гибельную для себя высоту 776.0. Там они встретили смерть.

Это было их Восхождение. Высота 776.0 стала их Голгофой.

6 выживших в том бою до сих пор не могут жить нормально. Высота 776.0 будет преследовать их до конца жизни.

Но, кроме 6 солдат, выжила страна.

Она пережила 1 марта 2000 года.

По официальной версии, пережила благодаря подвигу 84 граждан России, отдавших за ее свободу и территориальную целостность свои жизни.

Долг у выжившей страны один – сделать свое Восхождение. К правде.

Не случилось.

И с каждым годом шансов на это Восхождение всё меньше.

Потому что посмертная слава солдат оказалась удивительно выгодна предавшему их государству.

Оно теперь воспитывает молодых на примере павших.

Но категорически не желает воспитывать молодых, весь народ единственно честным средством – признанием своей вины, своей ответственности, покаянием, искуплением.

Российское государство осталось таким же, каким было до 1 марта 2000 года.

«Никто не забыт. Никто не виноват».

Это – новая формула российского государственного патриотизма.

Она распространяется не только на первую и вторую чеченские, она покрывает уже всю военную и гражданскую историю России ХХ и ХХIвеков.

Народ погибает. Но никто не виноват.

Значит, виноват народ?

Число родителей погибших солдат за эти десять лет сократилось едва ли не на треть. Их внутренние часы остановились на 1 марта 2000 года. И причина этого – не только следствие самой утраты. Причина этого – и отсутствие правды. Отсутствие покаяния. Отсутствие искупления[12].

Один из ветеранов недавно сказал мне: вы понимаете, что еще 10 лет спустя уже никто никого ни о чем не спросит?

Понимаю.

Понимаю, что, скорее всего, общество, если дать ему возможность проникать в секретные архивы и задавать любые вопросы любым лицам, справилось бы с этим расследованием много лучше государства с надежно камуфлированной совестью.

Но для того, чтобы Вечный покой пришел в души погибших воинов и родных им людей – как живых, так и уже ушедших вслед за павшими, необходимо, чтобы государство научилось признавать и говорить правду. В первую очередь о самом себе. И нести за эту правду ответственность.

Российскому государству еще предстоит подняться на высоту 776.0.

Души 84 мученически погибших солдат ждут его там.

Им не стыдно. Но всё еще больно.

Лев ШЛОСБЕРГ.

Псков.