Предмет консервации

На состоявшемся в минувшие выходные очередном съезде «партии власти» т. н. «Единая Россия» торжественно приняла программный документ под названием «Россия: сохраним и приумножим». Он пришел на смену программному документу 2007 года, также под фанфары принятому накануне скандально памятных парламентских выборов.

Консервативный постмодерн

Председатель высшего совета партии Борис Грызлов возвестил: «Сегодня мы принимаем программный документ партии, в котором вместе с задачами повышения качества жизни и проектами экономического развития будет четко обозначена наша идеология – российский консерватизм. Это идеология стабильности и развития, постоянного творческого обновления общества без застоев и революций».

Не имея никакой возможности уклониться от «сращивания» консерватизма с вмененной намедни президентом Дмитрием Медведевым действующей бюрократии и, соответственно, обязательной теперь для публичного упоминания «модернизации», номинальный лидер «Единой России» совместил несовместимое следующим образом: «Российский консерватизм – открытый консерватизм. То есть готовый к дискуссии – и внутрипартийной, и с оппонентами. Консерватизм, который готов воспринимать новые идеи, а значит – способен обеспечить модернизацию страны. Способный сохранить и приумножить. Нашу идеологию можно выразить и в таких простых словах: мы создаем новое и сохраняем лучшее! Российский консерватизм – это та идеология, которая ведет не назад, а вперед. Поэтому девиз «Россия, вперед!» – это руководство к действию для российского консерватизма».

Дмитрий Медведев должен был быть очень доволен. В его статье «Россия, вперед!» и послании Федеральному Собранию консерватизм не был упомянут ни разу. А тут вдруг раз – и он уже чуть ли не основоположник новой идеологии - «российского консерватизма».

В официальном тексте программы «Единой России» сказано буквально следующее: «Идеология партии – российский консерватизм. […] Это идеология успеха нашего народа, сохранения и модернизации России на основе собственной истории, культуры, духовности. И одновременно это идеология, призванная освободить страну от застарелых социальных недугов, разрушить преграды на пути инноваций, новых достижений. Ее цель – построение новой, свободной, процветающей, сильной России на основе общих ценностей и интересов».

Словосочетание «российский консерватизм» немедленно встало в один ряд с чудными изобретениями того же политического гнезда – в первую очередь, «суверенной демократией», «управляемой демократией». Это тот самый случай, когда прилагательное оказывается на порядок важнее существительного и «прилагает» его до полного смыслового и практического уничтожения.

Синий иней

Интересно, что в программном документе «Единой России» 2007 года также был упомянут консерватизм, и неоднократно. Но никакого всероссийского политического звучания он два года назад не получил. Тогда был сделан тотальный акцент на приснопамятном «плане Путина», о существовании которого «партия власти» старается сейчас вспоминать как можно меньше, а лучше всего – не вспоминать вовсе. Потому как воспоминания – вещь удивительной силы: оно способно вызывать к жизни серьезные вопросы – и о личной судьбе, и о судьбе Родины.

Между тем, в 2007 году для «партии власти» было написано и ею формально утверждено буквально следующее: «"Единая Россия" – партия российского консерватизма. Мы называем его еще и социальным консерватизмом. […] Один из главных принципов социального консерватизма в том, что он опирается на политическую и общественную традицию в России.

[…] сейчас в России не существует острых противоречий между социальными слоями или их интересами и общественно-политическим строем. Социальное самочувствие российского общества в целом положительное. В обществе сформировалась сбалансированная социальная структура, в которой каждая группа выполняет определенные роли и функции, способствующие его общему развитию.

[…] В основе идеологии партии лежит центризм, поскольку мы считаем, что деление на правых и левых не просто устарело, но и раскалывает общество, является тормозом для стабильного развития».

Далее программный документ «Единой России» не только расшифровывал более подробно выше сказанное, но давал прогнозы, отталкиваясь от не названных конкретно фактов русской истории: «Русская консервативная идеологическая традиция, которой мы придерживаемся, основана на патриотизме. В основе нашей идеологии – опора на традиции и на российскую историю.

Общая история привела к тому, что сформировалась уникальная общность людей – российский народ, который демонстрирует образец мирного сосуществования в условиях, когда весь мир готовится чуть ли не к третьей мировой войне. […]

…Мы строим новую Россию не на базе голого прагматизма, но как великую демократическую державу. Наш подход – это развитие государства в рамках демократии с учетом национальных, цивилизационных и культурных особенностей России.

Последовательность и преемственность в политике президентской команды, построение работоспособной вертикали власти и системы управления, деятельность партии "Единая Россия", способной обеспечить политическую поддержку национальному лидеру и предложенной им стратегии развития страны – все это дает нам возможность быть уверенными в том, что вектор гармоничного развития страны сохранится на долгие годы».

Таким образом, ключевым словом в программе «партии власти» являлся и является вовсе не консерватизм как таковой, а – стабильность. То есть – неизменность положения дел, неизменность уклада экономической, общественной и политической жизни «на долгие годы».

У «партии власти» хватило ума написать тогда в своем программном заявлении буквально следующее: «Созданная вертикаль власти стала инструментом, реально обеспечивающим эффективную защиту конституционных прав и свобод граждан».

В июле 2007 года в «Независимой газете» Борис Грызлов умудрился представить тогдашнюю программу «Единой России» таким образом, что смешал в нескольких фразах совершенно несовместимые вещи, очевидно, совершенно не понимая смысла использованных терминов: «…Мы – центристы, это осознанная политическая позиция и осознанная идеология.

Мы – консерваторы, потому что хотим, чтобы Россия сохранила себя в глобальном мире, сберегла собственные традиции, собственную культуру. Этого хотят граждане, и это может сделать только сильное государство.

Центризм и нормальный, здоровый консерватизм – не только идеология, но и стиль нашей работы. "Единая Россия" – партия центристская, консервативная и самая правая из тех, которые есть в парламенте».

Центризм не является и не может являться идеологией. Правая партия не может быть в центре политического спектра. Центризм не может быть стилем чего бы то ни было.

Но проговорка про «центр» состоялась. Два года спустя о нем уже не вспоминают.

Политический центр, как правило, - это болото, разрываемое между различными идеологиями и ориентированное на власть в любом ее обличье. Политический центр есть символ беспринципности и бесхребетности. Но каким-то причудливым образом в голове Бориса Грызлова смешались понятия «большинства», «центра» и «консерватизма». Возможно, он проходил в то время первые в своей жизни уроки политической грамоты.

В 2007 году про стабильность в главном политическом меморандуме «Единой России» было сказано: «обеспечен стабильный рост экономики», «взять на себя ответственность за обеспечение глобальной стабильности, за судьбы мира в целом», «стабильно развиваются межэтнические отношения, обеспечена финансовая самодостаточность субъектов федерации и муниципальных образований, разграничены полномочия между уровнями власти».

Два года спустя, в 2009 году, слово «стабильность» вновь упомянуто в программном документе «Единой России» три раза, но уже в совершенно других сочетаниях: «идеология стабильности и развития», «обеспечивать управление страной, социальную и политическую стабильность», «основы общественной стабильности».

Отметим: в документе 2009 года оптимистичные оценки «достижений» практически отсутствуют, про «самодостаточность» нет ни слова, готовность взять на одну партию «ответственность за судьбы мира в целом» испарилась, как утренний туман. Более того, из сочетаний слова «стабильность» ушла всякая конкретика. Ложный и пафосный оптимизм сменился не менее ложными и пафосными заклинаниями.

Совершенно очевидно, что изначально не имевшая никакой идеологии «Единая Россия» пытается использовать общеизвестный политический термин как декорацию, как прикрытие реальной идеологической нищеты партии, полного отсутствия идейности и ценностей в основе партийного организма.

Окрашиваясь в традиционно «синие» идеологические цвета консерваторов, забивая ими, как синькой повышенной концентрации, «голубые экраны» российских «зомбоящиков», выдирая из мирового политического словаря один из четырех ключевых фундаментальных политических терминов (демократизм, консерватизм, социализм, либерализм), российская «партия власти» пытается таким образом натянуть на себя цивильный политический костюм, прикрыть свое идеологическое неглиже и тотально бесценностный характер своей прикладной политической деятельности.

Последствия сильного страха

Вспомним, что на самом деле признается в мире под политическим консерватизмом и что происходит с этим реальным идеологическим течением в современном мире. После этого многое в нынешних декларациях «Единой России» станет более прозрачно и понятно.

Фридрих-Арнольд Брокгауз и Илья Ефрон в своем словаре определили консерватизм как «направление в политике, отстаивающее существующий государственный и общественный порядок, в противоположность либерализму, требующему необходимых улучшений и реформ».

Впервые сам термин «консерватизм» был употреблен романтиком Франсуа Рене де Шатобрианом; так он обозначил идеологию проигравшей родовой аристократии периода Французской революции конца XVIII в.

Консерватизм в качестве идеологии действительно сформировался как реакция страха на «ужасы Французской революции» (памфлеты англичанина Эдмунда Бёрка «Размышления о революции во Франции»).

Э. Бёрк внес в фундаментальные основы описанной им общественной идеологии тезисы о том, что человек есть существо религиозное и, соответственно, религиозное смирение и работа над собой более естественны для человека, нежели политическая и общественная деятельность; государство, общественные и политические институты возникают не в результате общественного договора современников, а как наследие прошлого отражают накопленную столетиями мудрость предшествующих поколений, следовательно, всякие изменения нежелательны и даже опасны; инстинкты и чувства людей в общественной жизни имеют не меньшее значение, чем разум, соответственно, общественная и государственная жизнь в значительной мере основана на предубеждениях, опыте и привычках, а не сознательных действиях разума; общество по своей значимости стоит выше индивида, причины зла коренятся в природе человека, а не в общественном устройстве, следовательно, все планы по коренному переустройству общества безосновательны; общество является, прежде всего, иерархией социальных слоев, групп, индивидов, люди не равны друг другу, неравенство не только естественно, но и необходимо, именно благодаря неравенству возможна управляемость и упорядоченность общественной жизни; существующие формы общественной жизни и государственного управления всегда предпочтительнее любых неопробованных проектов.

К числу основателей консерватизма, помимо Э. Бёрка, наука относит французского иезуита Жозефа де Местра и австрийского канцлера Клеменса Меттерниха. Уже тогда консерватизм как идеология противостоял либерализму, требующему экономических свобод и социализму, требующему социального равенства. Реакция консерватизма выражалась в первую очередь неприятием ценностей свободы, равенства, общественного прогресса. Консерватизм изначально носил охранительный, практически реакционный характер, по существу – был идеологической основой контрреволюции.

Нынешним российским «консерваторам», явно страдающим острой формой ностальгии по всему советскому, будет, наверно, небезынтересно узнать, что писала про консерватизм Большая советская энциклопедия: «Консерватизм (франц. conservatisme, от лат. conservo — охраняю, сохраняю), приверженность ко всему устаревшему, отжившему, косному; враждебность и противодействие прогрессу, всему новому, передовому в общественной жизни, науке, технике, искусстве».

Один из гениальных политологов и социологов ХХ века Сэмюэл Филипс Хантингтон определил консерватизм как «систему идей, которая служит сохранению существующего порядка независимо от того, где и когда он имеет место, направлена против любых попыток его разрушения, от кого бы они не исходили». Он же сказал, что «сущность консерватизма – в страстной приверженности ценности существующего».

В ХХ веке, потребовавшем от политического класса, особенно после мирового краха 1930-40-х годов, новых идеологических и государственных подходов, появился т. н. «новый консерватизм», ценности которого наиболее полно отражены современным германским консервативным философом Гердом-Клаусом Кальтенбруннером в работе "Трудный консерватизм": это преемственность (сохранение традиций для неоконсерватора не средство, а сама цель, потому что традиция есть необходимое условие существованияобщества); стабильность (она выступает в качестве необходимого условия сохранения ценностей в век нарастающих революционных изменений); порядок (он выступает гарантом обеспечения стабильности и преемственности традиций); государственный авторитет (он дает возможность поддержания порядка и обеспечения управляемости общества только государство, по мнению неоконсерваторов, является силой, способной противостоять разрушительному влиянию групповых интересов внутри и вне стран; свобода как осознание границ своих возможностей (неоконсерватор не верит в то, что "человек рождается свободным" (так полагал Жан-Жак Руссо), «разумная свобода, согласно неоконсерваторам, "в значительной мере требует авторитета и порядка"; пессимизм (неоконсерваторы полагают, что достижение гармонии и справедливости в обществе в принципе невозможно, как невозможно полное искоренение зла, соответственно, «из двух зол надо выбирать меньшее»).

Персональными брендами современного политического консерватизма (неоконсерватизма) стали, что показательно, весьма радикальные (и во многом успешные) реформы республиканца Рональда Рейгана в США и консерватора Маргарет Тэтчер в Великобритании. Они действительно смогли провести масштабную экономическую модернизацию. При этом они никоим образом не касались политического устройства своих стран, потому что уклад демократии реально требует одного – неукоснительного исполнения процедур по содержанию и по форме. В том числе требует ухода политиков из власти в результате свободных и законных выборов. Отметим, что именно этим двум политикам-консерваторам приписывается, как правило, решающий международный вклад в создание внешнеполитических условий для краха СССР.

Не дай Бог

Вернемся в современную Россию.

Зачем российской бюрократии и российскому холопству, сплотившимся плечо к плечу в «Единой России», потребовалось идеологическое позиционирование? Почему, не решив этой публичной задачи в 2007 году, они решили к ней вернуться?

Потому что стало страшно. Потому что стабильность, как это было очевидно всем вменяемым гражданам и два года, и восемь лет назад, не была стабильностью. Это была псевдостабильность, обманка, муляж, щедро пропитанный шальными нефтяными деньгами. Реальных долгосрочных результатов не было. Была только имитация результатов – просто потому, что на нее хватало денег. Деньги сделали эту власть наглой, близорукой, жестокой.

Первый же системный кризис всё расставил по своим местам. Нефть высохла, бумага прогнила. А идеологии-то и не было. До сего момента обходились без нее, это были ненужные хлопоты и лишние затраты.

Но ни в одной стране мира, даже в условиях ограниченной свободы, полусвободы не выжило ни одной внеидеологической партии. Это невозможно, потому что отсутствие идеологии не позволяет выстроить социальную базу какой бы то ни было партии. Партия без идеологии – это, рано или поздно, партия без избирателей.

Вариант «раскрашивания» в консервативные цвета для «Единой России» - это вариант единственно возможный, никакие другие идеологические направления для нее абсолютно немыслимы, потому что предполагают то, что для этой партии совершенно неприемлемо – масштабные и системные политические реформы.

Но о сохранении каких «исторических традиций», каких культурных, общественных и политических ценностей, не называя ни одного имени, ни одного события, не давая ни одной оценки, говорит тогда в своей программе «Единая Россия»? Киевской Руси или Московского ханства? Российской империи или Советского Союза? Свободы или несвободы? Просвещения или деспотизма? Массовых казней или сбережения народа? Ивана Грозного или митрополита Филиппа? Бориса Годунова или Петра Первого? Александра Первого или Николая Первого? Александра Второго или Николая Второго? Ленина или Бухарина? Троцкого или Сталина? Хрущева или Брежнева? Андропова или Горбачева? Наконец, Ельцина или Путина?

Ни слова, ни имени, ни события. Впрочем, Путин – единственный из всех – упомянут. Но вне всякой идеологии, вне всякого сравнения, конечно.

Упомянуть, кроме Путина, на самом деле, для «Единой России» невозможно никого. Потому что речь идет не о сохранении каких-либо идеологических ценностей. Их не было и нет. Речь идет о сохранении власти. Это – единственный для них реальный объект заботы, главный предмет консервации.

Речь идет о сохранении такого положения вещей, когда «партия власти» - это партия внеидеологической политической монополии, партия внеидеологической всевластной номенклатуры.

Речь идет о сохранении такого положения вещей, когда народ бесправен и устраивает власть исключительно в качестве холопов, быдла, а не в качестве граждан. Потому что народ в качестве граждан не потерпит такую власть.

Речь идет о сохранении такого положения вещей, когда на словах – «свобода лучше, чем несвобода», а на деле – нет свободных выборов, нет свободного общенационального телевидения, нет свободной от коррупционного административного насилия экономики, нет независимых от политической власти судов, а правоохранительная система способна принести гражданам больший ущерб, чем криминал.

Речь идет о сохранении такого положения вещей, когда власть устроена как криминальная иерархия, где во главе – пахан, под ним – шестерки, а внизу должны быть только «мужики», «бабы» и «опущенные».

Речь идет о сохранении такого положения вещей, когда на каждые выборы существует свой «план Путина» – «не менее 50%,», «не менее 60%», «не менее 70%», и от его достижения на каждой, даже самой малой, территории, полностью зависит личное благополучие целого политического класса, шкурой приросшего к власти, политического класса, для которого нахождение во власти является единственно возможной формой благополучного существования.

Речь идет о сохранении такого положения вещей, когда каждый очередной «судьбоносный доклад» «великого и любимого руководителя», смысл которого уже через неделю после чтения остается только в анекдотах, вызывает к жизни тошнотворный поток холопских славословий, без которого сегодня невозможна политическая лояльность, а при отсутствии которого у «зорко смотрящих» сразу появляются подозрения и, как немедленная кара, возникают риски отставки от корыта, в понимании власти – политической смерти.

По меткому выражению Ирины Павловой, «краеугольный камень российского консерватизма – это власть, которая действует в своей стране как оккупант на завоеванной территории, подчиняя народ и закрепощая его».

В этом «консерватизме», конечно, есть своя традиция, причудливо объединяющая в себе элементы самодержавия и коммунистической диктатуры.

Главные «приводные ремни» этой власти – всесильные спецслужбы; выведенные за территорию морали и закона внутренние войска (войска, специально предназначенные для подавления народных выступлений); полностью обязанные своей карьерой центральной власти, выполняющие любые ее приказы и никак не зависимые от общества наместники на местах; выведенные, как вирусы, в закрытых политических лабораториях политические партии, имитационные общественные структуры, превращенные в пропагандонов и агитаторов журналисты.

И очередная декларация «российского консерватизма» означает на деле, что по доброй воле они не отдадут власть никогда.

Декларация «российского консерватизма» означает, что они намерены править до конца жизни, до старческого маразма, до выноса тел из Кремля на Новодевичье кладбище и парадного отпевания в храме Христа Спасителя. И намерены оставить стране в наследство во власти только себе подобных.

Это – не консерватизм. Это – не модернизация. Это – застой. Это – сталкивание страны в болото, во вчерашний и позавчерашний день, в удушливую атмосферу гниющего «развитого социализма».

Это – снова обманка, муляж, извращение смысла слов и подмена понятий.

Это – издевательство над языком, потому что насилие над смыслом ключевых слов – это насилие над самим носителем языка, это превращение народа в утративший представление о добре и зле скот.

Это – прямое действие по разрушению смысловых скреп общества, духовных основ народа, моральных принципов государства, культурное, политическое и общественное злодеяние.

«Единая Россия» приняла на очередном партийном съезде, как и в 2007 году, «план развития страны» ровно на 10 лет. В 2007 году принимали – до 2016-го, в 2009-м – до 2020-го.

Это – не план модернизации России. Это – план по сохранению и укреплению их власти над страной, их контроля над народом.

С их помощью невозможно модернизировать ничего, с их помощью можно только затормозить прогресс.

Перспектива нормальной жизни отодвигается от России, как линия горизонта. Она бежит от страны, как от прОклятой, потому что такой правящий политический класс – это проклятие, это общенациональный грех и всенародный позор. Вне зависимости от того, кто за кого голосовал в 1989, 1991, 1993, 1995, 1996, 1999, 2000, 2003, 2004, 2007, 2008 и голосовал ли вообще.

Потому что рано или поздно такой «российский консерватизм» угробит и похоронит всех, в том числе саму страну.

Они надеются на то, что до конца жизни им хватит. Судя по тому, как они себя ведут, они верят в то, что в гробу есть карманы.

И одновременно истово крестятся в лоснящихся от позолоты храмах.

Их религия – не христианство. Их религия – стяжательство и обожествление власти.

Их идеология – не консерватизм. Их идеология – внеидеологический антидемократизм, то есть борьба с полноценным и свободным политическим представительством народа.

Сохранение исторического насилия власти над народом – это и есть их консерватизм.

Усовершенствование способов удержания монопольной власти – это и есть их модернизация.

Их политический статус на самом деле – самозванцы.

Они сами себя придумали, сами себя сделали властью, сами себя назвали консерваторами.

У них получилось подмять под себя целую страну, усесться на нее сверху и нагло, за счет народа, учить народ жить.

Этот временный «успех» привел господ к чрезвычайно сильному «головокружению», в процессе которого добро меняется местами со злом, преступник – с потерпевшим, черное – с белым.

Такая система перевернутых координат не может быть сохранена никакими усилиями и никакой ценой. Нет в идеологии и философии консерватизма никаких основ для того, чтобы сохранить такое устройство страны, мира. Ни добровольно, ни понуждением, ни хитростью на такой основе невозможно построить государство, общество, страну в целом. Невозможно сплотить и воодушевить народ.

Современный «российский консерватизм» - это политический тупик, из которого может выйти только сам народ. От него невозможно избавиться «реформами сверху», сменой лексики в выступлениях госначальников и томах политической программной макулатуры. Ложь и лицемерие не могут помочь выходу из тупика, они только усиливают безысходность ситуации.

Для того, чтобы выйти из тупика, надо понять для начала, что на самом деле в истории нашей страны заслуживает сохранения и приумножения. Слава Богу, на политых кровью, потом и слезами народа скрижалях российской истории есть заслуживающие наших усилий и забот предметы консервации.

Лев ШЛОСБЕРГ