Замечательным августовским утром я умывался и чистил зубы на берегу небольшого, но очень красивого озера в Пустошкинском районе. Туман еще не совсем рассеялся, а водная гладь была словно зеркало. Рядом, почти вплотную, плескались утки. Тишина…
«Боже мой! – подумалось мне, - на кой ляд среднестатистический житель европейской части России чуть ли не долгом своим считает съездить в отпуске в Турцию, Египет или еще на какое-нибудь всемирный пляж-захолустье?! Что они там забыли?». Я вспомнил фотографии, привезенные знакомыми с югов, точнее то, что на них, кроме лиц самих знакомых, отсутствовало что-либо интересное. Определить, где тут Турция, где Тунис, а, может, это вообще снимки из фотоателье, было невозможно – одни и те же декорации: отели, фонтанчики, бассейны, море и груды загорающих и купающихся тел. Личное знакомство с одним южным курортом тоже не оставило во мне сколь-нибудь интересных воспоминаний: тропическая экзотика быстро надоедает, жара выбивает из колеи, заточенность под кошелек туриста вызывает хроническую зевоту. Поговорить по-настоящему особенно не с кем, поскольку многие соотечественники, оказавшись за границей, стремятся доказать кому-то, что они не хуже других.
Другое дело здесь, где озеро, его обитатели, стоящий вокруг лес и занимающиеся делом люди показывают, что жизнь если и измеряется, то совсем в другой системе координат, чем та, к которой мы давно привыкли. Никаких амбиций, каждый сам по себе, но всегда можно рассчитывать на помощь кого-нибудь из соседей: то с огорода чего-нибудь свеженького «бедному городскому» предложат, то в баню пригласят. И никаких жалоб на жизнь, щеголянья степенью крутизны имущества. Почти полное отсутствие заборов и всего две собаки на три десятка домов. Никаких разговоров про тряпки и другие побрякушки, занимающие в прямом и переносном смысле столько места в жизни человека современного. Местное население ругается на ставших ручными диких уток: «что ж вы жрете-то столько, вы ж не взлетите!», - но все равно носит им булку, зерно и прочую еду.
Лепота!
Только вот почти все жители – пенсионеры. С некоторыми из них, правда, интереснее, чем с молодыми, они проще и легче в общении и вообще, несмотря на старость, выглядят как-то приличнее… огонь в глазах что ли есть, им все интересно, есть что рассказать. Вот отдыхали пару дней два паренька, выпили море пива, прослушали весь репертуар русского блатняка, называемого у нас почему-то шансоном, но я ни разу не увидел, чтобы они купались или на лодке плавали. Хотя может, зря я на них…
Забавно, но в месте, где многие готовы совершенно бесплатно поделиться с тобой тем, на что потратили немало своих сил, цены на продукты в магазинах просто запредельные. Невский и Тверская тут, скорее всего, отдыхают. Еще пуще я удивился, когда узнал, что в районе, который, по сути, есть сплошной лес, дрова стоят столько же, сколько и в Пскове. При всем том зарплата в пять тысяч считается в Пустошке ну очень хорошей, в среднем же люди получают две-три. Как сказал один местный житель по имени Михаил, вполне приличный, кстати, человек, «зачем людям работать за такие деньги-то, гораздо проще воровать. Пить и воровать по мелочи. Чем очень многие и занимаются». Теперь непьющий мужчина, к тому ж еще и толковый, здесь очень большая редкость.
Никак не укладывается в голове и то, почему в районе, еще двадцать лет назад бывшем в лидерах областного сельхозпроизводства, а сейчас почти разрушенном и уже некоторое время находящемся под угрозой упразднения-объединения, людям негде работать. Ситуация нелепа также, как если бы хозяин обветшавшей, закопченной и заросшей паутиной хрущевки заявил вдруг, что ему совсем нечего делать дома. Хотя, по мнению местных жителей, даже если бы вдруг все силы нацпроектов были брошены на Пустошкинский район, из этого еще, может быть, ничего и не вышло. По их словам, трудоспособного населения в окрестных селах осталось едва ли не меньше, чем чиновников в управлении сельского хозяйства. Местные тетеньки вспомнили, как несколько лет назад из района машина привезла семь человек журналистов и чиновников освещать посевную. Они все выгрузились и приготовились наблюдать. Приехал мужик лет шестидесяти на почти что ровеснике тракторе, и посевная оказалась в самом разгаре.
Правда, летом трудоспособного населения становится куда больше. Из Москвы, Питера и Пскова приезжают дачники. В основном отдыхать. Глядя на некоторых из них, понимаешь, что убыль населения иногда не так уж и плоха. За месяц они выделяют столько мусора и прочей гадости, сколько местное население не производит и за год. Как говорится «меньше народу, больше кислороду». Хотя думать о том, что будет здесь лет через двадцать, когда нынешние пенсионеры, увы, отойдут в мир иной, совсем не хочется. Вряд ли отдых будет казаться столь же комфортным.
Но пока уезжать оттуда совсем не хотелось. По пути в Псков ландшафт за окошком вместе с настроением становились все тоскливее. Областной центр встретил важными лицами прохожих и водителей. Первое, что я тут услышал, был пересказ рассказа одного знакомого о его замечательном доме в пригороде: «Один только забор стоит полтора миллиона!» - показывая всю важность происходящего, говорил он. Я ответил, что он просто жлоб, а там, откуда мы только что приехали, заборов вовсе нет.
Затем в одном из псковских супермаркетов наткнулся на двух персонажей, рядом с которыми как-то стало неудобно. Они были такие значительные, а я тут… в отпуске. Потом на улице увидел, как в проезжавших мимо блестящих машинах сидели важные лица. Лица предпринимателей, чиновников, бандитов, мелких служащих. Они знали, даже не сомневались, в том, что делают очень важное дело, что они достигли успеха, и их жизнь удалась. Если не полностью, то почти: вот только «разгребусь тут чуть-чуть – и в Москву».
Я смотрел на них и думал: «если вы такие успешные и делаете такие важные дела, почему тогда Псков похож на большой обедневший колхоз? И почему районы, зависящие от областного центра все больше напоминают дома престарелых, а то и кладбища?» Что-то тут не клеится. У холма и вправду нет вершины.