Логика отмирания и возрождения

Мне время тлеть, тебе – цвести

Александр Пушкин

В антракте спектакля «Онегин», поставленного на псковской сцене новосибирским театром «Красный факел» и режиссёром Тимофеем Кулябиным, очень многие люди, похватав свои одеяния, поспешили сбежать. Сбежать от очевидности своего полного несоответствия. Эта ситуация напомнила мне другую, вычитанную из книг: при постановке романтических драм в первой половине XIX века классицисты всеми силами пытались их принизить и сорвать. Тогда театр сотрясали настоящие бои. Впрочем, столкновения были всегда. Но сейчас, в ситуации нашей небывалой и разнузданной интеллектуальной затхлости, люди просто потихоньку отползали, нашептывая куцые инвективы в свои телефоны. Оставшимся приходилось кричать своё «Браво» в ситуации частичного отсутствия оппонентов.

Люди изъявляли своё недовольство тем, что Онегин бродит без фрака, Татьяна не вглядывается задумчиво в псковские дали, а декорации не состоят из усадебных колоннад и берёзок… При этом более ясного, доходчивого, чистого и, одновременно, глубокого зрелища я давно не видел. Вся эта ясность и глубина показались невнятными и поверхностными значительной части нашей публики. Некоторые даже стали размышлять, а пушкинский ли это «Евгений Онегин», или какого-то другого автора, им неизвестного. В русской литературе же, как известно, несколько «Евгениев Онегиных», но уж пушкинский-то нам так известен, как лицо матери. У всех, оказалось, были настолько определённые ожидания относительного того, как это всё вообще должно выглядеть, что не понятно, почему они сами не поставили своего, правильного «Онегина» сообща. Если бы последнее вдруг произошло, то клянусь, я сам бы улизнул в антракте, а то и раньше. Настолько недалёки, пусты и лженравственны были их вскользь бросаемые комментарии.

Одни люди оказались невосприимчивы к тому, что у других вызывает смех и слёзы. Это естественно, но если тебя воодушевляет Татьяна Овсиенко, глупо ожидать соответствующего чувства в себе от авангардного спектакля. А если ты не знаешь куда идёшь, это просто невежество или духовная слепота. Есть, конечно, люди, которым не нравится ни Овсиенко, ни авангард, но которые хотят видеть некий гипотетический «нормальный» театр, который уже Бог знает где существует, если существует. Хотят они Чехова и Островского в постановке Товстоногова. При том, что Чехов, Островский и Товстоногов – это блестяще и превосходно, но, на мой взгляд, нужно усвоить вот что: театральный режиссёр, которого сейчас можно назвать хорошим, имеет представление или просмотрел сотню «Вишнёвых садов» и «Бесприданниц», и  старуха в чепце, сидящая на гамбсовском стуле и в лучших традициях начитывающая проникновенные монологи – это чудовищный штамп и невозможная пошлость, ибо повторено было тысячи и тысячи раз, и повторять это всё тысячу первый означает дискредитировать себя. Это один из механизмов развития искусства – стремление к нестандартному и к новизне. Живая жизнь искусства не может быть повторением. Вполне сносные стихи, будучи растиражированы в поздравительной открытке становятся несносными, а если поэта ещё и попросить написать нечто подобное, то он правильно поступит, если плюнет и займётся чем-то действительно стоящим. И ведь это даже не дело вкуса. Это – неумолимая логика развития чего бы то ни было.

Если некто остался где-то позади в силу того, что ему десятилетиями предлагали тухлый полуфабрикат или он вообще был от всего подобного далёк, то тут уж ничего не поделаешь – придётся ещё посидеть дома, тем более, что и дома, наверняка, есть много важных и интересных дел. Видимо, именно наличие таковых и не позволило многим людям прийти хотя бы на открытые мероприятия фестиваля – лекции и семинары. А молодёжь вообще, фактически оказалась в стороне от фестиваля по причинам, которые настолько сложны, что не до конца понятны. Преподавателей нашего пресловутого университета – центра интеллектуальной мощи и силы – было столько, что мне хватило пяти пальцев, чтобы их пересчитать. И что мы согласимся с отмиранием? Признаем, что мы отработанный шлак и что мы отгорожены нашей устоявшейся повседневностью от всего нового, другого, живого, как крышкой гроба? Я убеждён, что высказывания типа «это плохо просто потому, что это плохо» - это самая лаконичная из формулировок фашизма.

Нет, нам не обязано нравится всё новое и непривычное. Только не это. Возможно, это ещё хуже. Но чтобы жить мы должны чувствовать, мыслить и понимать, а не спасаться бегством к ящику с Олимпиадой. Пусть наши суждения будут свободными – и тогда они только и будут нашими. А так, они – чужие и, следовательно, пустые. То, что мнения и аргументации противников спектакля мы не слышим, значит, по крайней мере, для меня, что у них нет ни того, ни другого, а есть одни лишь клише и стереотипы. Это значит, что их уход – это пустая и бессмысленная бравада собственной значимостью. Если не понял, или не принял – нужно было прийти на лекцию критика Павла Руднева, послушать, постараться понять. И если понял, что по-прежнему плохо – сказать почему и что надо делать. Всё просто. Беда только в том, что мы ничего не знаем о свободе и несём в себе свой бытовой тоталитаризм суждений и вкусов, всё чаще оказываясь «ленивыми и нелюбопытными».

Артем Верле