«Утомленные солнцем-2. Цитадель»: О том, как Божий промысел выиграл войну

Никита Михалков в «Цитадели» так же тенденциозен, как Бернардо Бетолуччи в шедевре «Двадцатый век». Только если итальянского гения вдохновляли на киноэпос коммунистические убеждения, то нашим управляет религиозное миропонимание. «Бог не выдаст, свинья не съест», - в этой народной формуле укладывается вся концепция «Утомленных солнцем-2», а воплотить подобную трактовку действительности на экране возможно только при помощи мифа и сновидения, чем, то есть мифом, и стал на самом деле фильм «Предстояние». Потусторонний сюр, в котором критерии правдоподобия не имели никакого значения.

Альтернативная история, представленная Михалковым в «Утомленных солнцем-2», есть, во-первых, предельно широкое допущение художественного вымысла и киношная условность, сродни продукции голливудской «фабрики грез», а во-вторых, его личная, даже интимная интерпретация русской истории на примере «Великой войны».

«Цитадель» продолжает и развивает идею Божьего промысла, заявленную в «Предстоянии». Символизм происходящего и случающегося (пушкинский «случай, Бог изобретатель») еще гуще и грубее. Великая Отечественная война уже не просто «сон во сне», а подлинно волшебная сказка, где «мать родна земля» выступает главным носителем замысла Творца, посылая в мир маленьких, но важных носителей этой телеологии. Центральным событием этого бесконечного движения к цели должно стать Чудо, даже цепь чудес, и они, эти чудеса, регулярно происходят.

Никита Михалков пытается убедить зрителя, что не народ выиграл войну, а сам Бог, тогда как людская масса и каждый отдельный индивидуум оставались исключительно марионетками в общем видимом хаосе событий, тогда как настоящий замысел оставался принципиально не зрим.

Но вот явился «гений, парадоксов друг», кинорежиссер Никита Михалков, и показал нам, как все случилось на самом деле.

Первые кадры «Цитадели» вводят в легкое недоумение, поскольку сильно напоминают какой-нибудь масштабный телепроект Би-Би-Си о живой природе, на сей раз из жизни насекомых.

У нас на глазах из кокона вылупляется комарик и летит в траншеи советских воинов, окопавшихся неподалеку от неприступных вражеских укреплений. Минут семь реальность мы видим как бы зрением твари Божьей, от которой отмахиваются солдаты, но не убивают ее, пролетаем над окопами, где и встречаем вновь бывшего комдива, а ныне штрафника Котова, сообщающего своим братьям по оружию, что «комары кровь не пьют, пьют только комарихи».

Когда насекомое садиться на лицо бывшего офицера в исполнении Андрея Мерзликина, то тот позволяет самке попить крови: «Пусть попьет, это же наша комариха, родная».

В это время немецкий пулеметчик, слушая Вагнера на грампластинке патефона и забавляясь с белой мышкой, выцеливает в оптике очередную русскую башку и в нужный момент жмет на гашетку. Однако, пока пули летят, «цель» успевает наклониться к лицу товарища, чтобы смахнуть или убить комариху. Смертельные граммы свинца попадают в землю, мимо, в чем и заключался истинный смысл полета насекомого.

Пьяный генерал, дурак и подонок Мелешко, убедительно исполненный Романом Мадяновым, из чистого самодурства, самоутверждаясь перед подчиненными за столом с закусками, посылает на убой штрафников, и вроде все они должны сгинуть под пулями немецких пулеметов и разрывами снарядов. «Мы что свиньи? Стыдно перед немцами ни за хер собачий погибать!» - справедливо негодует один из штрафников. Но «батя» убеждает всех, что нужно бежать вперед, и только вперед, потому что сзади пулеметы заградотряда, а кто что впереди - жизнь или смерть? - никто не знает.

И вот уже сам Котов становится проводником Промысла Божьего, вдруг увидев неподалеку от себя полковника НКВД Митю Арсентьева (Олег Меньшиков), который специально послан на передовую с приказом товарища Сталина вернуть наркому его воинское звание и награды.

Котов, испугавшись этого призрака из прошлого, выбегает на поле боя, увлекая за собой других штрафников и полковника, в результате чего бой начинается раньше, а полковник оказывается в мясорубке, и чтобы спасти ему жизнь, генерал отдает приказ отступать.

В итоге многие жизни сохранены. Чудо? Еще какое!

Эпизод с рождением ребенка в кузове грузовика под пулями и бомбами немецких штурмовиков вообще вне комментариев. Мальчик, как признается родившая в кругу раненных солдат баба, зачатый от немца, спасает всех от неизбежной смерти, что тут же и отмечается по-русски, спиртным, и наречением ублюдка «Иосифом Виссарионовичем».

И все-таки главное Чудо - впереди. А пока Котову и его кровному врагу Мите придется пройти тягостный ритуал искупления, для чего они, опять же, чудом не убив друг друга, возвращаются в родовое гнездо Маруси (Виктория Толстоганова), где открываются жуткие подробности последних лет их кровно связанной жизни. 

Армейский боевик превращается в душераздирающую мелодраму, в итоге которой Котов остается без семьи, без обретенного, было, дома, один на один со своим народом. Явившись в толпу на белом коне и отпустив семью в будущее, он лихо расправляется с грабителями, решившими отобрать у него «генеральские котлы» (тут и металлическая перчатка с когтем пригодилась), а потом попадает на свадьбу безногого инвалида (Павел Деревянко) и чуть ли не «склеивает» симпатичную вдову.

Выход в народ завершается аудиенцией со Сталиным (Максим Суханов), который вместо вопросов «Почему?» и «За что?» предлагает репрессированному им наркому другой вопрос: «Зачем?»

А «затем», оказывается, был репрессирован Котов и его семья, чтобы сохранить ему, Котову, жизнь. Верному сыну революции, когда-то зарубившего священника (и об этом факте вождь народов прекрасно осведомлен), теперь одна дорога на цитадель, повести в атаку «черную пехоту», 15 тысяч трусов и уклонистов, которые с палками в руках должны будут пойти на немецкие пулеметы.

По мысли Сталина, это будет политический, но больше, все же, ритуальный акт возмездия для всех, кто хотел бы «откосить» от войны в тылу.

Но генерал-майор Котов уже искупил свою вину унижением и болью, и он уже не может вот так просто взять и бросить сирых да убогих на смерть.

Он сам берет белую березовую дубину в руки и, словно новый Христос, двигается по болоту навстречу очистительной гибели.

Вслед за ним вылезают из траншей все 15 тысяч, и даже герой Сергея Маковецкого в синей фуражке НКВД, только что проткнувший штыком соотечественника.

И вот с палками, под гармошку, русские идут в беспрецедентную психическую атаку, перед зрелищем которой не выдерживают нервы даже у офицеров Вермахта, не желающих смотреть на убийство.

Один пулеметчик «Ганс» спокоен со своим Вагнером из патефона и белой забавной мышкой.

Но вдруг, прицеливаясь в безоружную толпу русских дикарей, немец обнаруживает неожиданное препятствие - черное пятно в оптическом прицеле.

Оказывается, это мешает прицеливаться врагу наш, родной, паучок.

Чтобы устранить помеху, меломан-пулеметчик немного высовывается в амбразуру, как тут же получает пулю в лоб от притаившегося на дереве советского снайпера-бурята. Так что толпа в нарастающем напряжении беспрепятственно двигается на бастион, и тут уже никуда от Божественного промысла немцам не деться. Лежащие на нотных тетрадях очки, действуя как увеличительные стекла,  прожигают бумагу, дают искру, которая рождает пламень.

Немцы, очнувшись от оцепенения, бросаются к зарядным устройствам, но... поздно. Бог уже все решил за людей. Цитадель, то есть символ Германии, обречена, и на глазах изумленных безоружных русских, крепость взрывается и летит в тартарары.

Если вы еще не сошли с ума от сбивчивого пересказа, то сообщу, что это еще не финал. Нас еще ждет сцена, когда русское Чудо превращается в банальный голливудский хэппи-энд, и придурковатый немец с мифологической старухой (Инна Чурикова) на перепутье.

Раненый в голову немец указывает направление - «На Берлин!», и мы видим счастливого Никиту Михалкова на танке и понимаем, что наконец-то он воплотил свою мечту: «уделал» Спилберга с его хваленым «Спасти рядового Райана».  

В отличие от разгромленного критиками «Предстояния», «Цитадель» выглядит пусть и столь же тенденциозной, но и более цельной, завершенной, порождая странное чувство, что вторая часть и вовсе была лишней.

Такое впечатление, что Никита Михалков как художник стал жертвой грандиозности собственного замысла, не сумев свести все сюжетные концы с концами.

Однако, что касается сверхзадачи, суперидеи - показать войну глазами насекомых, то бишь с точки зрения Божественного волюнтаризма, то здесь Михалков был последователен, как редко какой художник.

За что и палку ему в руки.

Саша Донецкий