Райкин и гопота

Скандал, спровоцированный художественным руководителем театра «Сатирикон» Константином Райкиным, легко превратить в пьесу и поставить на театральной сцене. В этой пьесе есть все: яркие персонажи, захватывающая интрига, искрометные диалоги и намеки на подноготные обстоятельства. Даже преувеличивать ничего не надо; жизнь, как часто бывает, оказалась богаче вымысла. У скандала образовался интерактивный сюжет, который теперь развивается вдаль и вширь. Мнения «за» и «против» нанизываются на выступление Райкина по принципу постмодернистской «ризомы», растущей и заполняющей эфир: отдельная реплика порождает десятки новых, одна гиперссылка - сотни соседних веток.

Участники дискуссии более чем медийные: пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, патриотический мотоциклист Хирург, глава Чечни Рамзан Кадыров, знаменитый телеведущий Владимир Познер, режиссеры, актеры, журналисты. Уж не знаю, кого больше в этой истории попутал бес, художников или чиновников, но Райкин явно попал в некий оголенный общественный нерв. И не то чтобы до худрука «Сатирикона» про засилье цензуры молчали - вовсе нет, но именно Райкину удалось поднять высокую информационную волну. Вот что значат актерский талант и умение найти верные слова!

Разумеется, в сети сразу обнаружилось немало злопыхателей, которые принялись обвинять Райкина в том, что он поднял бучу тупо из-за денег. У театра «Сатирикон», мол, финансовые трудности, вот Райкин и шантажирует власть, давит знаменитой фамилией и авторитетом. У сюжета имеется предыстория - заседание Общественной палаты 17 октября 2016 года, на котором чиновник минкульта Аристархов позволил себе оскорбительные высказывания в адрес Райкина. Сейчас все друг перед другом извинятся, договорятся и успокоятся. Собственно, в известном смысле это уже и произошло. На сайте минкульта уже размещена соответствующая информация. Чиновники от культуры явно желают притушить дурно чадящий фитиль скандала. Но исчерпан ли сам конфликт?

Ни в коем случае! Конфликт между художником и государством принципиально непреодолим; это - вечная коллизия, фатальная неизбежность. Пусть по конституции цензура запрещена, в том или ином виде она все равно существует и будет существовать. Мало ли что у нас декларируется в конституции! Цензура - непреложный факт, и об этом знает любой активно практикующий художник. И до мозга костей сервильный, и распоследний нонконформист. Просто цензура имеет множество имен и личин. Редакционная политика СМИ, коммерческий формат, худсовет, требования Роскомнадзора, некоторые статьи Уголовного кодекса наконец. Смешно! В стране  вовсю преследуют людей за репосты по пресловутой 282-й статье, а кто-то всерьез заявляет об отсутствии в России цензуры. Расскажите это тем, кому впаяли штраф или срок за ссылку на песню группы «Кровосток». Кстати, так называемый «госзаказ», о котором говорил Песков, я бы к проявлениям цензуры относить не стал. Трудно назвать цензурой то, что налагается добровольно, как вериги; по большому счету никто не заставляет художника обслуживать интересы власти.  

Лично я сталкиваюсь с цензурой чуть ли не ежедневно, ведь публицист - тот же художник. Да, сегодня в отдельном кабинете не сидит специальный человек из Главлита и не «литует» текст (от слова - литовать, то есть разрешать к публикации) перед его выпуском в эфир, как это было еще 25 лет назад. Однако в любом издании существует главный редактор и, если брать шире, редакционная политика, то есть целая система фильтров, - политических, идеологических, эстетических, этических, языковых. При этом мой двадцатилетний опыт в журналистике показывает, что чем либеральнее издание в своих декларациях, тем жестче в нем цензура. Со стороны, для профанной публики, это выглядит парадоксом, но на самом деле это именно так.

Вообще одно из значений слова «цензура» (от латинского - censura: строгое суждение) связано с экономикой, точнее, с аудитом, оценкой стоимости имущества. «Осуществлять цензуру» означало «устанавливать имущественный ценз», относить человека к тому или иному сословию. Позже слово перенесли на оценку содержания книг и искусства. Считается, что первый список запрещенных к чтению книг появился на Руси за сто лет до написания «Слова о полку Игореве» - это был перечень «отреченных книг» в «Изборнике» 1073 года.

Официально светская цензура в России была введена указом Екатерины II от 16 сентября 1796 года. До указа ответственность за напечатанное в стране несли владельцы типографий. С этим фактом связана история книги Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Писатель издал книгу в мае 1790 года в своей частной типографии, и несколько месяцев она спокойно продавалась в книжных лавках, пока «Путешествие» не прочитала императрица и не назвала сочинителя «бунтовщиком хуже Пугачева». Тираж книги был изъят из продажи и уничтожен. Радищев был приговорен к смертной казни, помилован и сослан в Сибирь. До 1905 года «Путешествие из Петербурга в Москву» было запрещено в Российской Империи. Впрочем, как и многие тексты Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского. «В России цензурное ведомство возникло раньше литературы; всегда чувствовалось его роковое старшинство: так и подмывало по нему щёлкнуть», - писал Набоков в романе «Дар».

Так что прав Константин Райкин, «запрет цензуры» - это огромное достижение нашей страны, просто слово «запрет» не следует понимать буквально. Цензура в России сегодня существует и прекрасно себя чувствует, но она, конечно, несравнимо мягче, чем в СССР. В принципе издать сегодня можно все, что угодно, вот только вопрос, каким тиражом, и какие за это настанут последствия. Ситуация напоминает казус Радищева: можно опубликовать в интернете пост и загреметь за это на нары, как это случилось с «ловцом покемонов» из Екатеринбурга.

Не трудно предположить, что чем сложнее и дороже произведение искусства (например, в театре, и особенно - в кино), тем строже и жестче предварительная цензура, осуществляемая самими продюсерами, поскольку речь идет о больших деньгах, и никто не хочет рисковать прокатом. Стало быть, чем бюджет скромнее, тем степень гипотетической свободы творчества выше. Когда художник почти ничем не рискует, он может позволить себе почти всё.

Писатель, живописец, фотограф, даже театральный деятель или кинематографист  могут нарушать любые общественные табу, сколько угодно экспериментировать с границами приемлемого и дозволенного, но как только дело дойдет до более-менее значительной аудитории, так сразу же включается цензура, в том числе и со стороны так называемой «общественности», неких людей, поливающих работы мочой или выбрасывающих на сцену свиные головы. Это и есть та самая «чернь», в современных терминах «гопота», о которой писал еще Пушкин. Перечтите еще раз стихотворение «Поэт и толпа», в нем все сформулировано предельно точно, не хуже, чем в нашумевшем выступлении Райкина.

Истинный художник всегда противостоит не только государству, но и публике, в этом трагизм его положения, ведь на первый взгляд именно от мнения публики художник и зависит (как подчас зависит он от государства в финансовом отношении). Но если художник начнет потакать публике, ориентироваться на ее вкус, он тут же как художник и кончится. Одна из задач художника - идти вперед, разрушать границы, отвоевывать пять за пядью территорию личной и общественной свободы. И это тотальная война, которая никогда не кончается. То, что кажется навсегда отвоеванным вчера, запрещено сегодня. Помним ли мы, что до начала 1960-х годов в США были запрещены романы Генри Миллера и других «непристойных писателей», что одним из достижений Хичкока в постоянной борьбе с цензурой, как ни странно, было то, что он впервые в кино показал зрителю унитаз?

Надо понимать, что «гопота» способна отыграть назад любой художественный прорыв и даже вроде бы общепринятую норму. И не надо делать вид, что власть не имеет к этому никакого отношения. Имеет, и самое непосредственное. Власть фактически разрешает хулиганские действия гопоты и санкционирует вздорные требования Госкомнадзора. Доходит до абсурда: то, что было разрешено в тоталитарном и полностью подцензурном Советском Союзе, запрещено в номинально не подцензурной демократической России. Об этом очень внятно сказал известный писатель и журналист Андрей Константинов, заметив как нынешние цензоры замыливают на экране голые мужские задницы в старой французской комедии «Четыре мушкетера». 

И не только задницы. Многие фильмы по телевизору сегодня просто невозможно смотреть. Замыливают курящих людей и сигареты, обнаженные части тела, безбожно запикивают или вырезают мат, который был неотъемлемой частью замысла художника. Нынче такие фильмы, как «Копейка» Ивана Дыховичного или «Глянец» Андрея Кончаловского, без потери художественного качества можно посмотреть только в интернете. Ну, и кому это надо? Неужели исключительно бесноватым активистам с мочой и свиными головами?

Очевидно, что нынешнему государству необходима атмосфера затхлости, обмана, лицемерия и тотального испуга, в которой всякий художник чувствует себя неуверенно и шатко; шаг в сторону - и если не расстрел, так гнилые помидоры и неминуемый запрет. А кому хочется, чтобы какие-то гопники и малограмотные чинуши уничтожали дело твоей жизни? И вот тут у художника начинаются компромиссы с самим собой; включается «самоцензура». Для искусства, если оно не коммерция или изначальный госзаказ, - это чистое самоубийство.

Потакать вкусам толпы - значит, убивать себя. Действие постыдное и бессмысленное, то есть греховное, ошибочное. Внутри себя эту истину знает всякий художник, даже если сейчас он предпочитает сиюминутные соображения выгоды и политической конъюнктуры. Обычно без губительных последствий для личности художника и его творчества подобные компромиссы не обходятся, как сформулировал один из героев Довлатова: «Я всего лишь убил человека и пытался сжечь его труп. А ты?!».

Саша Донецкий