Поэтический гендер-лайт

Второй сеанс «Поэтопроектора» представил псковской публике молодую женскую поэзию.

С тезисом куратора проекта Артема Верле, высказанным им в начале вечера: «Современная поэзия требует опыта слуха» - вряд ли поспоришь. Действительно, на слух воспринимать поэзию, в которой интеллектуальное усилие так же равноправно, как чувственное удовольствие, - не простая задача. Требуется напряжение не только всех органов чувств, но и мышления, причем в его активной фазе, когда, допустим, решаешь какую-то головоломку. Стихи нарочито сложные, с комментариями, которые незримо присутствуют в каждой строке, стремительно насыщают сознание, как быстро утоляет голод мясо, и все-таки это именно поэзия, то есть опыт переживаний, пусть зачастую выраженных предельно вычурно. Впрочем, это то, что ловишь на слух. Когда я пришел домой, нашел услышанное в интернете и вчитался в стихи глазами, впечатление сильно изменилось. Все-таки поэзия исполняемая вслух (мелос) и напечатанная (логос) — две большие разницы, одно дело — слушать музыку, и совсем другое — читать ноты.

Две молодые женщины, Александра Цибуля и Дарья Серенко — мощные поэты. Приехав на поэтический сеанс в Псков, они представили очередное поколение двадцатилетних, явившееся в десятых; поэтически они, разумеется, отличаются друг от друга так же, как различны физически, и все-таки слушая их стихи, понимаешь, что в чем-то главном их поэтические приемы схожи. Найти верный термин для этого сходства необычайно трудно. Но если попробовать, вот несколько слов и имен: Бродский, Драгомощенко, Парщиков, концептуализм, метареализм, акционизм. Стихи Александры более «медитативны», Дарьи — более «авангардны», что ли, но именно «что ли», в неизбежных кавычках; любые определения тут страдают неполнотой, ущербностью, это всего лишь этикетки; и одна девушка, и другая (кто из них в большей степени? так сразу и не скажешь) способны «эпатировать», а с другой стороны, всмотревшись внимательней, вдруг «догоняешь», что вроде бы это и не эпатаж вовсе, а такое вот женское естество.

Как походя, но точно выразилась Илона Матеюнайте: «гендер-лайт». Термин неуклюжий, условный, небрежно брошенный, ни к чему не обязывающий, но, по-моему, весьма цепко ухвативший суть прозвучавших стихов: самочувствие и самостояние женщины, ее поиски языка, выражения для тела, эмоций и ума. Это было поразительное впечатление. Какие-то прямо высшие, не постижимые существа! В этом циничном, пластиковом и насквозь практическом мире. Я все сидел и думал: черт, откуда они взялись? Из какого параллельного портала? Нет, такое не возможно! Как они вообще живут с такими мозгами? Общаются ли со сверстницами? Едят ли в МакДональдсе? Смотрят ли голливудские блокбастеры? Делают ли эпиляцию зоны бикини? В какой-то момент я понял, что дальше думать опасно. Так можно бог знает до чего дойти. Но ощущение какого-то откровения меня так и не оставило до конца вечера.

Присутствовал и один заранее не просчитанный художественный эффект. Это — резкий, плотный контраст между исполнением и смыслом, между ангельскими голосами и дерзкими, бунтующими строчками. В чем-то барышни были покруче, чем «Pussy Riot», просто обошлись без балаклав и танцев, но когда Александра Цибуля тихо прочитала: «Менструальная кровь Христа, который родился мужчиной, а умер женщиной», я вздрогнул — вот оно! От некоторых стихов мне, взрослому и циничному мужику, становилось как-то неловко. Значит, девушки достигли своего. Гендер. Не только «лайт», но и настоящий хард-кор.

Дарья Серенко полагает, что поэзия — часть перформативного (от «перформатив» - речевой акт, равноценный поступку) проникновения в городскую среду, ради этого проникновения она уже полгода осуществляет акцию под названием «тихий пикет»: рисует на плакате стихотворение, некий текст, берет его с собой и спускается в метро. Ничего никому не навязывает, просто едет в поезде. А люди начинают приглядываться, читают текст, вступают в диалог. Недавно она поймала себя на ощущении, что когда едет в транспорте без ежедневного плаката, то чувствует себя неуютно, будто лишилась языка. Такая вот «передвижная поэтика», позволяющая изучать «тело акциониста» в «вагоне поэзии».

Признаюсь, все это необычайно трогательно (здесь важны акценты на оба слова) — слушать в Пскове стихи живьем, в которых лирические героини «синхронно намыливают промежности» или «смотрят порнофильм, в котором нет друга, который полгода назад умер», и им «кончают на лицо», но «унижения нет», потому что это просто «один из канонов», и скоро «не останется одежды, которую ты с меня не снимал». За «естественным эпатажем» слышно желание в нежных, хрупких, уязвимых строчках уловить пронзительную красоту: «Рассвет, выпускной, соски, глядящие в небо» (Александра Цибуля).

Не обошлось и без рефлексий, столь свойственных актуальному искусству вообще: Дарья Серенко попыталась объяснить публике, насколько это возможно, что в поэзии ее волнует соотношение женского и мужского, зияние гендера, перехода из пола в пол («феномен травести»); конструкты женского в языке, то есть постыдного, слабого, табуированного: «Я не брею ноги, потому что мне папа в детстве что-то не то сказал?»; поиски и эмансипация «женского субъекта», артикуляция телесного опыта; и даже - работа с «пубертатной сексуальностью» (секс есть бунт) как с особым материалом поэтического языка.

Хорошо, что на сеансы «Поэтопроектора» не ходят авторы альманаха «Скобари», а то бы кого-то из них точно хватил кондратий.

Саша Донецкий