За них плачет сердце…

Актерский дневник 18.02.13

Новая премьера Пушкинского театра - «Божьи коровки возвращаются на землю» по пьесе Василия Сигарева в зале Псковского колледжа искусств на Шуйского, 2 - спектакль явно не кассовый. Зрителю, как правило, милее всего развлечься, пустить умилительную слезу в мелодраме со счастливым концом или задорно посмеяться над тем, кто глупее его. Пьеса Сигарева заставляет вспомнить пьесу другую - «На дне» Горького, поставленную Станиславским в начале прошлого века и вошедшую потом в советские школьные программы как образец беспросветной жизни не осчастливленной Октябрьской революцией темной России. Но у каждого времени свое дно, свой «беспросвет», который в теперешней жизни только ширится и, как бы нам того ни хотелось, стучится в двери, за коими мы бережем свое благополучие. И негоже прятать глаза и делать вид, что нас это не касается, что, мол, не про нас это, а если что-то и про нас, то зачем тащить на сцену то, что и так обрыдло.

-  Зачем это показывать? Модно? Чернуха! На душе неприятно было смотреть! - Дословное высказывание одного из зрителей во время обсуждения премьеры, когда завлит театра Любовь Никитина предложила зрителям поделиться впечатлениями. Но были и другие:

-  Это - последние двадцать лет нашей страны. Играли хорошо, спасибо!

-  Благодарность автору! Дело театра - не просто отзеркалить, но ответить, что с этим делать… Начни с малого - отпусти божью коровку.

-  Искусство проблем не решает, оно ставит вопросы. Это общество упало в бездну, а не театр. Речь о наших детях, и за них плачет сердце.

«Молодежная драма» - так определил жанр своего дипломного спектакля начинающий режиссер, выпускник Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства (мастерская Анатолия Праудина) Олег Молитвин. И придумал пролог, который звучит как эпиграф:

«Вначале было… Да не было здесь ничего! Потом пришел человек и построил Город. …Стали рождаться люди – стали умирать. И стало Кладбище на краю Города…»

Это говорит проявившийся в отвесном световом луче немолодой уже, потрепанный и давно нетрезвый человек, этакий плачущий клоун, который и рад бы, и даже пытается обо всем говорить весело, да разучился.

«…Построили люди дом пятиэтажный у самого Кладбища и стали в нем жить. Сперва жутко было, в окна боялись выглядывать. А потом привыкли, даже гаражи железные стали вдоль кладбищенского забора ставить… И даже названье своему дому придумали с приколом - «живые и мертвые». Так теперь и зовут…»

Авторский начальный текст режиссер отдал одному из персонажей - Кульку, и он, словно камертон, задает тон всему последующему бесшабашно-беспросветному повествованию.

Перед нами запущенная обшарпанная квартира на пятом этаже этого самого околокладбищенского дома. Разрисованные стены, из мебели один стул, да стопки книг - то ли остатки былой роскоши, то ли приготовленное в макулатуру вторсырье, а может, и то и другое вместе. А пока из них, бывших книг, и стол, и табуреты. (Художник - Ирина Павлова, студентка факультета сценографии той же СПб ГАТИ.)

Самое, на мой взгляд, удачное в режиссуре спектакля - драматургически верная расстановка всех шести действующих лиц, втянутых в историю проводов в армию 19-летнего Димки, стремящегося любой ценой вырваться из этого беспросвета. У каждого из них своя история и свое отношение и к друг другу, и к такой-растакой жизни на краю кладбища, где главный источник существования - железные «могильники», надгробные памятники, которые можно еще сдать на металлолом. Есть среди персонажей и волки, и овцы, но у каждого своя тема, которая обретает в спектакле свое внятное и неповторимое звучание.

Димка так жить не согласен. «Мы давно уже сами на кладбище живем, - говорит он. - Живые покойники все. Родились и туда. Родились и туда. По пути могильников накорчевали, да цистерну спиртогана выжрали. И все. И туда». Армия для него - единственный выход и спасение. Режиссер ставит Димку, а с ним и начинающего актера Николая Яковлева, в непростую ситуацию постоянного существования на грани срыва. То на вечно пьяного отца, которого и отцом-то не зовет: «Кулёк! Иди сюда, бить тебя буду!.. Ты куда мое счастливое детство дел?! Пропил!..» То на другана-наркомана Славика, снявшего надгробие с могилы матери Димки. И надо сказать, актер с задачей в целом справляется. Как и с тем, что хранит еще в себе Димка мерцающий огонек способности любить и оставаться человеком. Потому и веришь ему, когда перед уходом обращается он к беспробудно спящему отцу и все-таки называет его батей: «Куль… Батя. Я, батя, ухожу. Все, пора уже. Давай. Напишу. Давай».

Несомненная удача спектакля – роль Кулька в исполнении Романа Захарова, начиная с пролога. В драматургическом раскладе режиссер отвел Кульку роль жертвы, но далеко не невинной. По-разному пьют люди. Одних собственное пьянство тяготит, и в этом случае есть надежда, что человек вырвется и протрезвеет. Других радует, и с этим уже ничего не поделаешь. Но есть и те, которые, как Кулек, махнули на себя рукой от собственного бессилья. Вроде бы можно им и посочувствовать, и Кулёк Романа Захарова, некогда начальник отдела образования, спившийся после смерти жены, действительно вызывает сочувствие, и вызывал бы, если… Если бы не судьба сына, которого он и столкнул в эту клоаку.

Другого рода жертва – Славик, законченный зомбированный наркоман, забравшийся в своем финале в поисках денег к лежащей в соседней квартире брошенной сыном старушке, еще одной жертве этой истории, и поднявший на нее руку. В замысле режиссера и исполнении Андрея Атабаева – то, чем стал бы и Димка, согласись он плыть по течению.

Жестко и уверенно играет своего Аркашу Роман Сердюков. Аркадий – перекупщик металла, ему вся опустившаяся братия интересна ровно настолько, насколько еще можно извлечь из нее прибыль. Вот уж кто не жертва, а скорее палач, главный санитар свирепствующего в этом опустившемся мире естественного отбора. Он, Аркаша, - тоже знак нашего времени: вроде бы свой рубаха-парень, но ровно до той черты, за которой начинается собственный интерес.

И совершенно особое место в партитуре спектакля занимают еще два гостя, вернее, гостьи на Димкиных проводах – Лера и Юля – полные друг другу противоположности. Если первая из этого мира, то вторая, двоюродная сестра Леры, в полном смысле гостья из мира иного, ухоженно-багополучного (студентка и «папка почти декан»). Она, Юля, этакая девушка с обложки, и пришла-то сюда как на экскурсию – как ходят в зоопарк поглазеть на диковинную живность. И все-то ей интересно: и как Славик поедает муравьев (еще и ей предлагает!), и как Димка свинчивает с могильников таблички, и как рассказывает про жизнь рядом с кладбищем.

Актриса Мария Петрук выполняет установку режиссера точно и последовательно: ее Юля – символ соблазна и действует как всякий соблазн. Она чувствует, что нравится Диме, разогревает его, даже сама целует и… предлагает ради нее прыгнуть с балкона (это с пятого-то этажа!). И ведь прыгнул бы, если б не Лера. Зато потом ее ненависть ко всем, кто, как она считает, ниже ее, и в первую очередь к Лере, раскрывается в полной красе…

И наконец, Лера в исполнении Ксении Хромовой, на счету которой уже несколько прекрасных актерских работ в Пушкинском театре, - и в пьесах Островского, и в «Не покидай меня» Дударева, и в сказках. Актрису отличает порывистый темперамент и способность глубоко сочувствовать своим персонажам. Вот и Лера, тоже, как и Димка, рвущаяся вон из этой трущобной жизни, готова поверить всему, даже явно рассчитанной на лохов рекламной приманке, готова пойти на все – лишь бы вырваться из несчастного болота, где даже мать – родная мать! – готова подложить ее случайному своему хахалю. Но именно она остается с Димкой, когда тот остервенело выставляет из дома Аркашу с Юлей, именно она готова ему помочь вернуть памятник на могилу матери, именно она остается проводить его в путь. Им, каждому в своем одиночестве, нечего терять, кроме теплящегося огонька человечности, но именно поэтому они оказались способны помочь друг другу.

Многое приходится преодолевать театру без своей крыши над головой – и не приспособленность сценических площадок, и посторонние помехи во время репетиций, и нерегулярность этих самых репетиций. Вот и новый худрук Василий Сенин, побывав на прогоне «Божьих коровок…», был удивлен, что в таких условиях актерам еще что-то удается.  Все это пришлось преодолевать и начинающему режиссеру Олегу Молитвину. Что ж, «тяжело в ученье…» Путь его к первой премьере оказался непрост, но результативен.

Вик. Яковлев

Фото: Ирины Павловой