Актер Сергей Попков: Довлатову мешали алкоголь, женщины и серость окружающей жизни

29 октября и 5 ноября в Псковском театре драмы имени Пушкина - большая премьера. Главное художественное событие фестиваля Сергея Довлатова «Заповедник», спектакль «Человек, обреченный на счастье» в постановке петербургского режиссера Бориса Бирмана, как и ожидалось, вошел в афишу театра. Восемь ролей в спектакле сыграл заслуженный артист России Сергей Попков. Накануне премьеры обозреватель Псковской Ленты Новостей Александр Донецкий поговорил с актером об этом необычном спектакле, ролях и писателе Довлатове.

- Сложная это задача для актера - играть сразу несколько ролей в одном спектакле?

- Все зависит от художественной задачи. Когда ты играешь один образ, то ты полностью погружаешься в роль. Спектакль «Человек, обреченный на счастье» - это такой коллаж из разных текстов Довлатова. Сама драматургическая основа - разные произведения Довлатова - порождает некую фрагментарность. Поэтому здесь передо мной стояла несколько другая задача - найти какой-то артистический ход. Для меня таким приемом стала стихия игры, кайф от переключения с одного на другое. Восемь ролей - восемь переодеваний.

- И каждому персонажу нужно найти отдельную характерную краску?

- Да. Существует репетиционный процесс, в котором все выучивается, все складывается в некоторую последовательность, репетируются переходы из одного состояния в другое, отрабатываются переодевания, для кого-то при помощи костюмера. Это как в театре Райкина, когда актеры моментально переодевались и перевоплощались. Здесь примерно то же самое. И потом нам режиссер вообще не ставил такой задачи, чтобы полностью погрузиться в персонажа. Здесь главный принцип существования на сцене - отстраненность, как у Брехта. Я - артист, и вот как я представляю пожилого армянина. Как он говорит, как двигается, и т. д. Вот я представляю эстонца, главного врача роддома. Как он говорит и ведет себя? Акцент, особенности поведения. Возникает дистанция между между мной как актером и моими персонажами. Это - Брехтовский прием. Как бы «впрыгиваешь» в роль и начинаешь играть свое представление о персонаже. Как я представляю Наймана, этого ходячего «писателя-памятника», который свысока на всех поглядывает. Или как я представляю папу главного персонажа. Я ведь не становлюсь полноценным папой, но вот играю свое представление о нем. Это очень интересно - поискать разные характеры, разные типажи. Я бы даже назвал - актерские зарисовки. У меня уже был опыт, когда я играл три роли в спектакле по Чехову. А вот восемь ролей в одном спектакле - это впервые. И было интересно переключаться из одной роли в другую.

- А если оценивать не свою работу, а постановку в целом?

- Трудно оценивать целое. Все-таки мы смотрим как бы изнутри, а нужен взгляд со стороны. Но я очень рад за своих коллег, у многих получились симпатичные роли. Кто-то проявился с совершенно неожиданной стороны. Раньше я даже и не представлял себе какие-то грани их талантов. У Иры Смирновой, Юрия Новохижина, Виктора Яковлева. В себе было интересно что-то новое поискать. То есть это был хороший, благодатный материал для актерской реализации. Я обязан материал любить. Иначе ничего не получится. Когда артист не любит роль, которую играет, это в любом случае проявляется, и зритель это видит.

- Что значит «обязан любить»? Звучит слишком категорично.

- А как иначе? Это входит в комплекс актерской профессии. Даже если материал тебе изначально не нравится, но ты ведь артист! Ты участвуешь в спектакле, изволь профессионально соответствовать. Не все авторы - Пушкины. Лично у меня к Довлатову сложное отношение. Я не считаю его великим писателем. Да, хороший, смешной язык...

- А что, ставить на сцене можно только великих?

- Ну, что значит «великий»? Лет через сто посмотрим - будет Довлатов интересен читателю или нет. В таланте Довлатову не откажешь. Это наблюдательный, с острым взглядом, автор. Я улыбался, когда его читал, мне нравились какие-то его истории, положения, фразы. Тем не менее, сказать, что он оставил во мне какой-то глубокий след, я не могу. Понимаешь, всегда хочется работать с идеальным материалом. А здесь была сложность - найти этой литературе сценический эквивалент. Чтобы это было выразительно и ярко. Поэтому, когда мы репетировали, то постоянно задавали себе вопросы, как сделать тот или иной эпизод интересней для зрителя. В нашем спектакле, надо признать, есть «внутренняя драматургия». Это - главный герой Далматов, которого играет Сева Цурило. А мы как бы выплываем из его сознания: то отец, то дедушка выплывает, то жёны. И задача заключалась в том, чтобы создать яркие актерские зарисовки. И потом, все-таки была и актерская сверхзадача: перевоплощение из одного персонажа в другого. Интересно было проверить себя. Я, к примеру, давно занимаюсь художественным словом, а раньше никогда не пробовал работать с акцентами. А здесь я попробовал и кавказский акцент, и эстонский акцент, и намеком — акцент мистера Хиггинса. Какая судьба будет у спектакля по Довлатову, мы сейчас не знаем. Примет зритель его, или нет? Будет ходить или не будет? Но, конечно, хотелось бы, чтобы у «Человека, обреченного на счастье» сложилась счастливая сценическая судьба.

- Сергей, а как можно кратко сформулировать, про что ваш спектакль?

- Про то, что мешает художнику в творчестве. Довлатову мешали алкоголь, женщины и вот эта серость, обыденность окружающей жизни, которая его трамбовала. И вот эти препятствия, как мог, он преодолевал, преодолевал, преодолевал... Время ведь так быстротечно! Не успеваешь оглянуться, и десяти лет нет. Необходимо успеть! А алкоголь, женщины, жизнь как таковая мешают реализоваться. Оглянешься - ё-моё! Вроде бы и не жил еще, а уже помирать пора. Но вот герой ставит точку, и зритель понимает: что-то герою все же удалось. Он создал свой особый мир, в котором теперь живут его персонажи.

Беседовал Александр Донецкий